Праздник Святого Йоргена - [3]
«Молодчина старик!» — восхищаются паломники, окружая Тобиаса. А дорога идет все дальше и дальше, через горы и леса, мрачные и дремучие, и так до самого Йоргенстада. Леса эти называются разбойничьими, ведь в старину они так и кишели разбойниками, теми самыми разбойниками, с которыми мужественно боролся Йорген. Вдали виднеются глубокие овраги и темные пещеры, которые напоминают прохожему о грабителях и убийцах.
Когда Тобиас присоединился к паломникам, они как раз говорили о разбойниках, вернее, о двух разбойниках: одного из них они называли «Коронным вором», а другого — «Поджигателем». Увидев Тобиаса, все заговорили о нем, — только и слышно было, что Тобиас, Тобиас, Тобиас, но изредка вспоминали и Коронного вора.
— Нашли о ком вспоминать, — презрительно бросает Тобиас.
— Но ведь совсем недавно его видели в наших краях, и, кто знает, вдруг он бродит сейчас где-нибудь неподалеку...
— А, плевать я хотел на вашего Коронного вора, — обиженно заявляет Тобиас. — Он побоится даже близко подойти к Йоргенстаду. Уж если его поймают, так тут же разорвут на куски.
— А говорят, что...
— Да враки это, — возмущается Тобиас. — Забудьте о нем, и все тут. Не стоит даже имени его произносить, слишком много чести для этого мошенника. Разве мы не паломники? Не паломники самого святого Йоргена? Разве Йорген не с нами? Он живо разделается с любым воришкой или разбойником.
И старый Тобиас затягивает псалом:
Все ему подпевают, и скоро паломники чувствуют себя в полной безопасности.
Да, хорошо иметь такого спутника, как Тобиас, если идешь через лес, где, может быть, за каждым деревом прячется разбойник.
Вот и сейчас из густого кустарника вдруг вынырнули двое неизвестных. Нет, на разбойников они совсем не похожи, вид у них вполне благопристойный, оба с длинными бородами, как все добропорядочные паломники. Один из них — высокий малый с окладистой темной бородой и грустным лицом, простодушным и скромным; такие лица всегда внушают доверие. Только он глухой, бедняга.
Лицо его товарища, чем-то схожее с бульдожьей мордой, сначала производило довольно жуткое впечатление: оно было сплошь изрезано глубокими шрамами, но несчастный еле ковылял, опираясь на костыли, и это сразу расположило к нему паломников... И все-таки не слишком приятно каждую минуту ждать, что из лесного сумрака вдруг выскочат какие-нибудь лиходеи.
Не успели паломники толком разглядеть глухого и хромого, как перед их взорами предстало нечто гораздо более интересное.
Лес расступился, и вдали, высоко над темными холмами, на вершине горы Йоргена, показался озаренный солнцем Йоргенстад. Белокаменный, он возвышался над дремучими лесами, словно Иерусалим, некогда воссиявший над грешной землей.
Паломники шли с запада по Курфюрстовой дороге, и гора Йоргена лежала перед ними как на ладони, позолоченная последними лучами заходящего солнца. У самой вершины были видны дворец гроссмейстера собора и пирамидальный тополь портного Курстена; чуть левее стояла виселица. Ниже, по склону горы, извивались переулок Первосвященников и переулок Роз, где жили друзья Тобиаса: церковный сторож, старый Коркис, и его дочь Урсула. На южном склоне горы раскинулись дворцы первосвященников и роща, над которой высился шпиль собора.
Во все глаза смотрели паломники на святую обитель Йоргена; затаив дыхание они слушали разъяснения старого Тобиаса, и их морщинистые лица сияли блаженством.
Правда, молодые люди и девушки были настроены не столь торжественно, как старики, но и они с любопытством смотрели на город.
Вообще среди паломников было довольно много молодежи, которая держалась особняком, образуя небольшие группы: отдельно парни и отдельно девушки.
А позабавиться у них еще будет время.
И тут нельзя не признать, что праздник святого Йоргена, великий и святой праздник всех паломников, нередко превращался в самый большой праздник любви, какой только можно себе представить. Ночью, накануне великого торжества, большое кладбище на северном склоне горы можно было сравнить разве что с Содомом и Гоморрой.
— Эй, Клаудина, ты тоже собралась на праздник святого Йоргена? — кричит молодой крестьянин с телеги, запряженной клячей.
— Ты угадал, Клаус.
— А зачем ты едешь на праздник, Клаудина?
— Тебе-то что, Клаус?
— Мне, видишь ли, нужна подружка.
— А может быть, я тебе подойду?
— Конечно, подойдешь.
— Да ты-то мне не подойдешь.
— Хорошо, что вовремя сказала.
— Клаудина! — кричат ее родители, богатые и очень набожные крестьяне. — Ты что там разболталась с этим оборванцем? Вот и бери после этого молодых девушек на праздник святого Йоргена!
— Не дай бог! — подхватывает старый паломник. — Мало ли что может случиться!
Поднимается невообразимый шум. Ревут ослы, блеют овцы, кукарекают петухи. Это приписанные к собору крестьяне везут преподобным отцам всякую живность, сыр, ветчину, яйца и вообще все, что с них причитается в счет десятины и других податей, взимаемых во славу святого Йоргена. И вот среди этого шума и гама вдруг прогремели три святых пушечных выстрела, и тотчас же зазвонили все колокола в городе.
