Прайм-тайм - [9]

Погасив свет, Уолт принимается сворачивать кабель и раскручивать штатив. Ему все равно, что там у нас за разговоры с Мэлани, — важно только то, что через десять минут мы сваливаем отсюда. Ему надо будет только высадить меня у телестанции, и можно снова отправляться тушить пожары[8]. Ловлю себя на том, что завидую Уолту. У него-то график с девяти до пяти плюс переработки. А вот если я упущу сюжет — ну, тогда костяшки домино посыпятся друг за другом. На меня.

— Почему вы не ответили на имейл моего мужа? — спрашивает Мэлани. Вроде бы она не сердится. Скорее… разбита. — Он отправил его вам за день до того, как исчез.

Тут мой мозг резко тормозит, и мысли разбиваются, сталкиваясь друг с другом.

— Почему я не… ответила… на что? Ваш муж отправлял мне имейл? — Укол совести пронзает меня насквозь, а столбик шкалы «тревога» взлетает до красной отметки. Я что, проворонила письмо? — Не припомню, чтобы мне что-то приходило, — отпираюсь я, стараясь звучать убедительно. Уж мне-то отлично известно, что черная дыра моего безразмерного почтового ящика вполне могла засосать письмо и отправить его в небытие. Или это наша система вновь полетела и сожрала послание. — Вы уверены?..

— Уверена, Чарли, на все сто. Вообще-то я подумала, что вы затем и пришли ко мне сегодня. Чтобы поговорить об этом.

Я в замешательстве. Сбита с толку. Брэдли Форман умер. А его жена считает, что я проигнорировала его письмо.

Пытаюсь нащупать почву под ногами, но это оказывается непросто, потому как вместо логики во мне включается сочувствие. Ведь я могу просто поблагодарить Мэлани Форман за интервью, попрощаться, уйти и больше никогда не видеть ее. Так мне и следует поступить. Телевизионная журналистика — это как служба в спецназе. Зашел на точку, выполнил задание, покинул точку. Проявишь лишний интерес к жизни жертвы — непременно попадешь в переделку. Как я уже упоминала, такая обезличенность меня вполне устраивает.

Но почему-то мне жалко эту новоиспеченную вдову. Она решила посвятить себя дому, заботе о муже, возможно, хотела завести детей. Радовалась тому, что сделала верный выбор. А теперь весь мир для нее рухнул. И она оказалась одна в свои тридцать с небольшим. Знаем, плавали.

У меня-то, по крайней мере, есть работа. А у нее не осталось ничего. Ни друзей, которые могли бы ее утешить (в доме даже не стоит ни одного букета). Ни семьи.

— Вам известно что-нибудь о том, с какой целью он мне писал? — спрашиваю я. — Что он хо тел мне рассказать? Или, может, зная о том, что я следственный репортер, он хотел, чтобы я… провела какое-нибудь расследование?

Должно быть, она сейчас в полном раздрае. Возможно, мне удастся как-нибудь сблизиться с ней.

Мэлани закатывает рукава тонкого кашемирового свитера и теребит ремешок часов.

— Я не знаю, Чарли, я правда не знаю. — Мэлани пожимает плечами и, посмотрев на входную дверь, снова переводит взгляд на меня. — Вы могли… удалить его письмо, не прочитав его, — могло так случиться?

Я отчаянно пытаюсь изобрести подобающее оправдание, но Мэлани прерывает растущее напряжение.

— Ладно, — произносит она едва ли не шепотом. — Это не имеет значения.

Вот и вся помощь. Теперь Мэлани думает, что я неуважительно обошлась с ее мужем, даже не потрудившись ответить на его имейл, а значит, по ее мнению, в его смерти есть доля и моей вины. С другой стороны, как неотвеченное письмо может послужить причиной автомобильной аварии? Я мысленно топаю ногой. И вдруг, откуда ни возьмись, приходит спасение.

С громким лаем терьер бросается к передней двери. Мы с Мэлани подходим к лестничной площадке и выглядываем в окно: у дома остановилось два белых фургона с логотипами шестого и тринадцатого каналов. Многочисленные фотографы, репортеры вперемешку с камерами и микрофонами высыпают на подъездную дорожку, ведущую к дому Мэлани. Ворота распахиваются, и вот уже гравий хрустит под ногами у ватаги телевизионщиков, приближающихся к крыльцу.

Удивление на лице у Мэлани постепенно сменяется тревогой, и она делает пару шагов в глубь дома. Одной рукой женщина в ужасе прикрывает рот, другой опирается о поручень лестницы, ведущей на второй этаж. В эту минуту она напоминает мне деву-воительницу, запертую в замке, который обступает неприятель.

— Знаете, Мэлани, — говорю я в надежде, что она не угадает мои потаенные мотивы, — вам ведь не обязательно разговаривать с этими людьми. Просто поднимайтесь на второй этаж и не открывайте дверь. Я проверю почту, как только вернусь на станцию, и сразу позвоню вам.

Мэлани вроде бы успокаивается. И вроде бы даже благодарна мне. Она подходит к лестнице.

— Кстати, — окликаю я ее, — какой у него адрес электронной почты? — Был, проговариваю про себя, но не произношу вслух.

Раздается звонок в дверь, и Мэлани оборачивается ко мне, стоя на ступени.

— В[email protected], — отвечает она. — Позвоните мне, если его письмо отыщется.

Я в недоумении.

— Before[9]?

— Буква «В», потом цифра «4». Би-фо — Мэлани разворачивается и начинает подниматься по лестнице. — Как его инициалы — Брэдли Форман, — добавляет она, обернувшись через плечо.

И исчезает.

Теперь этот день кажется мне куда более полезным. Хватаю блокнот и записываю в него адрес электронной почты Формана, пока не забыла. На лестничной площадке появляется Уолт с оборудованием, и я быстро посвящаю его в курс дела. После чего раздается батарея стуков и снова голосит дверной звонок. Сейчас я на них оторвусь.