Правый пеленг - [53]

– А дополнительные уроки вы будете давать?

– А как насчет астрономии? Ведь авиация и астрономия, говорят, неразделимы, и нам хотелось бы, чтобы вы рассказали о звездах…

Девушки смело атаковали его. Пора было начинать урок, а в горле у него пересохло, словно руки Ирины все еще обвивали шею, а жаркие губы не давали открыть рта.

Ирина тряхнула головой, опустив свои колдовские глаза, и наваждение исчезло, он обрел дар речи, заговорил чуть хрипловато, с каждым словом чувствуя, как крепнет голос, логичнее выстраиваются мысли, фразы. Любопытство, ирония в глазах девушек сменились интересом, внимательностью. Теперь и на Ирину он смотрел как на милого, прилежного ученика, которого следовало обучить нужному и серьезному делу. Он так увлекся, говорил с таким вдохновением, что не заметил, как пролетели 45 минут и дежурная позвонила на перерыв.

Девушки не торопились покинуть «класс», а некоторые и совсем не собирались уходить, вертелись около своего «учителя», подыскивая повод, чтобы заговорить, и он вынужден был попросить их оставить его с новенькой на беседу. Когда они вышли, Александр, не боясь, что их могут застать, подошел к Ирине, обнял ее за плечи и притянул к себе. Она обожгла его губами, горячим дыханием.

– Прости. Прости, что я так уехал, – говорил он между поцелуями. – Теперь ты понимаешь…

– Я поняла еще тогда, когда кинулась к тебе в гостиницу и мне сказали, что в двенадцатом номере проживал не Пименов, а Туманов… Зря ты сдрейфил, я бы еще тогда уехала с тобой.

– Вот потому и сдрейфил. Ты бросила институт?

– Сейчас это не самое важное.

– Думаешь, мотористом важнее?

Она посмотрела на него как человек, скрывающий какую-то тайну.

– А разве нет? Готовить самолеты к боевому вылету разве маловажно?

– Нет, но…

– Образование не позволяет, – усмехнулась Ирина. – Пусть тебя это не волнует. И слишком у нас мало времени, чтобы ломать над этим голову… Как твоя поясница?

А он-то думал, она ничего не заметила.

– В порядке. Скоро буду летать. А как твой Гандыбин, не кинется разыскивать тебя?

– Думаю, нет. Я ушла от него раньше, жила у отца… – За дверью послышались девичьи голоса.

– Давай встретимся вечером, – шепнула она.

– Где?

– На пути к аэродрому. У кладбища.

– Хорошо. Как только стемнеет.

В дверь постучали.

– Войдите, – разрешил Туманов, жалея, что так быстро окончился перерыв.

10

24 февраля 1942 г….В последний час. Наши войска окружили 16-ю немецкую армию…

(От Советского информбюро)

В тот же день экипаж «хейнкеля» было приказано отправить в штаб дивизии. За ним прилетел Ли-2. Проводив «приблудших», Петровский неторопливо зашагал к штабу, еще раз обдумывая происшедшее, восстанавливая и домысливая картины, свидетелем которых довелось быть и которые, как говорят, остались за кадром.

Итак, последнюю радиопередачу вражеский агент вел в ночь на 27 июня. «Лечь на дно», как говорят подводники, его заставило многое: появление у аэродрома спецмашин с пеленгаторами, гибель связников. То, что радиопередачи мог вести кто-то не из мотоциклистов, застреленных Пикаловым, Петровский допускал и ранее. Даже если и они, кто-то же снабжал их разведданными. Кто?..

Вражеские мотоциклисты не раз вступали в контакт с начальником ГСМ БАО старшим лейтенантом Нурахметовым: заправлялись у него бензином, бывали даже на пустовавшей квартире – жена Нурахметова эвакуировалась с первым эшелоном. Но это была всего-навсего лишь ниточка, а других серьезных улик против него не имелось. Правда, перед самой эвакуацией на ГСМ у Нурахметова появился вдруг мотоцикл с коляской с заправленным бензином баком и запасной канистрой. Были белые пятна и в его биографии. Наблюдая за ним, Петровский все больше проникался подозрением: старший лейтенант, играя под простачка среди летчиков, был смекалист и умен среди начальства, шустро выполнял распоряжения и старался быть всегда на виду. Он ведал спиртом, предназначенным для антиобледенительной системы, и не скупился, отпускал его летчикам и на «личные» нужды. Знал он все, что творилось в полку. Потому его информация представляла для противника большую ценность.

Когда полк начал эвакуацию, Петровский принял решение остаться в отряде прикрытия, чтобы окончательно проверить свое предположение. Правда, имелась и вторая причина: переправить группу коммунистов и комсомольцев в Симферополь для дальнейшей подпольной работы в тылу немцев. В эту группу входила и его жена. Но более ответственной и трудной задачей он считал разоблачение вражеского агента. И не ошибся. В первом же ночном бою, когда отряд заслона пытался пробиться из окружения, Нурахметов исчез. Мог он, разумеется, и погибнуть, но никто этого не видел. И Петровский был почти уверен, что подозревал Нурахметова не напрасно. До сегодняшнего дня. Экипаж «хейнкеля» подтвердил отметку на карте станицы Михайловка: да, здесь экипаж должен был по сигналу с земли – желтая и зеленая ракеты – выбросить радиостанцию. Туман спутал все карты. Туман и… топливомер. Пока экипаж кружил над аэродромом в надежде, что топлива в баках еще достаточно, вдруг замигала сигнальная лампочка аварийного остатка топлива: то ли механик недолил бензина, то ли при обстреле самолета над линией фронта осколок пробил бензобак. Штурман же, накануне перебравший шнапса, потерял ориентировку и, увидев сигнал «Я свой», дал команду идти на посадку. На всякий случай просил моторы не выключать. Когда же наш дежурный со звездой на шапке полез на крыло, экипаж «восстановил» ориентировку. Но улететь далеко уже не мог – кончилось горючее.