Правосудие в Миранже - [8]

Жаспар Данвер отвел взгляд. Что он мог ответить?

Она поудобнее взяла корзинку, с верхом наполненную папоротником, и, собираясь уходить, подобрала подол длиной юбки. Напоследок, указав на черный ящичек в руках судьи, она сказала:

— Я думала, что в Париже предпочитают большие букеты самых красивых и ярких цветов.

— Ко мне это не относится, — ответил он, испытывая облегчение от перемены темы разговора. — Я приверженец старой школы. Мой идеал — это «Лужайка» Дюрера.

Она кивнула, словно девочка, на которую произвело впечатление имя знаменитости. Разговор прервался. Он ждал, когда она уйдет. Она снова кивнула, то ли соглашаясь с ним, то ли прощаясь, и, пробормотав напоследок что-то по поводу леса, ушла. В том же направлении, что и сумасшедший.

Он пошел в сторону города, на север, и больше нигде не останавливался. На разбитой дороге в углублениях, оставленных копытами лошадей и колесами телег, местами поблескивал лед, напоминая, что зима еще не до конца сдала свои позиции, хотя на обочинах уже пробивались ростки лесной земляники. Виноградники карабкались вверх по каменистым склонам холмов, на узловатых лозах только начала появляться первая зелень. Обрабатывавшиеся раньше участки теперь заросли вездесущим колючим кустарником, который, дай ему волю, вмиг погребет под собой плодородные земли. Немногочисленные виноградари работали на своих наделах, окутанных нежно-зеленой дымкой молодой листвы и новых побегов виноградной лозы.

Через просветы в облаках робко выглянуло солнце. Впереди стали прорисовываться смутные очертания замка, потом из дымки проступили стрельчатые арки башни Сен-Марсель. Жаспар Данвер пытался не думать ни о чем, и ему это удалось. На какое-то время размеренная ходьба позволила ему забыть обо всех проблемах. В такт шагам добытый крокус перекатывался в черном ящичке, словно плененный зверек.

6

Колокола церкви Святой Благодати громко прозвонили полдень, оглушая лошадей у коновязи и снующих на паперти женщин, одетых в черные платья.

Ничуть не меньше шума было и от многочисленных посетителей «Золотого Льва», расположенного буквально в двух шагах от церкви.

При появлении судьи толпа расступилась, хоть он был одет в цивильное платье, но его черный ящичек привлек всеобщее внимание и породил шушуканье среди завсегдатаев трактира.

Вторник являлся мясным днем, и наплыв клиентов в этот день был особенно велик. Хозяин трактира и его супруга хлопотали у огромного очага. Трактирщик, быстрый и круглый, как волчок, время от времени тыкал ножом в тушу барана, который жарился на вертеле, отчего мясо истекало ароматным коричневатым соком. Не сходя с места, трактирщик делал между ребер туши надрезы, начинял их скатанными шариком травами и при этом успевал осыпать проклятьями своего помощника. Коломбан стоял, прислонившись в дверному косяку, и тянул за пропитанную жиром веревку, приводившую в действие систему блоков. Рядом супруга трактирщика обменивала тонкие сочные ломти мяса на звонкую монету, тщательно пересчитывая полученные от клиентов деньги. Утоптанная земля была пропитана бараньей кровью и плевками, к которым принюхивались вертевшиеся под ногами собаки. Жареная туша скворчала на огне и стреляла брызгами горячего жира, веселя толкавшихся в нетерпеливом ожидании выпивох с багровыми лицами.

— Ах, ваша светлость! — вскричала трактирщица, завидев судью. — Мы оставили вам сердце и печень! Хозяин не знал, куда вы подевались. Я сказала ему, что тоже не знаю, где вы.

Она увидела черный ящик и шмыгнула носом. Судья смотрел поверх ее головы. Женщина не сводила с него глаз. Он хотел пройти мимо, но толстуха загораживала проход. Наконец она великодушно указала подбородком на одного из клиентов.

— Этот человек хотел вас видеть…

Сидевший за угловым столиком иезуит приветливо помахал рукой.

— Не соблаговолите ли отобедать за моим столом?

— Он спрашивает, будете ли вы обедать здесь, — повторила за ним трактирщица.

— Нам будет спокойнее в моей комнате, — ответил судья Данвер. — Но мне бы не хотелось причинять вам излишнее беспокойство.

— Ну, что вы! Это честь для нас.

Бенедикт Караш д’Отан уже встал из-за стола.

В сопровождении Коломбана, несшего поднос с дымящимися тарелками, они поднялись в комнату судьи. Ударом ноги паренек захлопнул дверь.

— Я сделал рисунок! — гордо объявил он. — Можно вам показать?

— Попозже, — ответил иезуит.

Надув губы, мальчик начал накрывать на стол, аккуратно расставляя столовые приборы и бормоча при этом себе под нос название каждого предмета. Наконец он воскликнул:

— Готово!

— Можешь идти, — отпустил его Караш д’Отан и повернулся к судье. — Ну, что вы скажете о суде Миранжа? Как вам понравилось искусство де Ла Барелля? Его манера загонять в угол перепуганную жертву? Настоящий мастер. Он рос и воспитывался при дворе бургундских принцев, он вам про это обязательно расскажет… Канэном он крутит, как хочет. И это правда. А тем временем народ страдает. Вас направил сюда король?

— Королевский совет, — уточнил Жаспар Данвер, не вдаваясь в подробности. Он никак не отреагировал на подобную попытку сближения, испытывая естественное недоверие к священникам со светскими манерами. Презрение Караш д’Отана к охоте на ведьм вовсе не означало, что он готов предпринять рискованные действия или, напротив, при необходимости избежать их.