Правосудие любой ценой - [15]

– Насколько я знаю, с этим сейчас должен был разбираться прапорщик Бортнев, – сказал Полковник.

– Браток в роли дипломата! – всплеснул руками Владимир Родионыч. – Надеюсь, у него хватило ума хотя бы не бить их резиновой дубинкой.

– Палкой, – сказал Полковник.

– Что?

– Правильно говорить – резиновой палкой.

– Что вы говорите! Вы вот возьмите сейчас и позвоните вашему Братку и выясните, что именно он там устроил. И если уже закончил, то не может ли он прийти сюда и лично сообщить нам, как ему, целому прапорщику милиции, удалось навести порядок в деле ценой в несколько десятков миллионов долларов.

Владимир Родионыч саркастически улыбнулся.

– И заодно передайте ему, что если он что-то испортил, то я лично придумаю для него наказание. Вставлю метровый фитиль господину Гринчуку, за то, что он не отменил мероприятие. А уж что я сделаю с генералом…

Полковник молча достал телефон и набрал номер.

– Иван?

– Да. Слушаю.

– Что там у вас?

– Все нормально. Поговорили.

– Вы не могли бы, если можно, в двух словах рассказать…

Браток рассказал. Опуская подробности, но четко выделяя основные моменты.

Полковник слушал молча, стараясь сохранять на лице спокойное выражение. Только один раз он не выдержал и хохотнул.

– Он вам что, анекдоты рассказывает? – желчно осведомился Владимир Родионыч. – Пусть придет сюда и расскажет мне.

– Зайдите, пожалуйста, в кабинет к Владимиру Родионычу, – сказал Полковник.

– И что же вызвало ваш смех? – спросил Владимир Родионыч, когда Полковник спрятал телефон.

– Он им посоветовал завести ребенка.

В кабинет вошла Инга с подносом. Поставила чай перед Владимиром Родионычем и Полковником.

– Там сейчас должен прийти прапорщик Бортнев, – сказал Владимир Родионыч. – Впустите его сразу. И постарайтесь с ним сейчас не разговаривать. А то он и вам посоветует завести ребенка.

– От кого? – спросила Инга и вышла из кабинета, не дожидаясь ответа.

– Вы обратили внимание, Полковник, как знакомство с Юрием Ивановичем Гринчуком всех нас изменило? Даже Инга, которая раньше никогда не позволяла себе таких вот вольностей, теперь… – Владимир Родионыч пошевелил в воздухе пальцами.

– Позволяет себе такие вольности, – подсказал Полковник.

– Вот именно, – подтвердил Владимир Родионыч.

* * *

– Вольности свои будешь демонстрировать в другом месте, – сказал генерал-майор Гринчуку. – А здесь ты будешь отвечать на вопросы.

– Есть! – бодро ответил Гринчук.

– И говорить будешь только по существу.

– Так точно!

– Ты еще раз внятно изложишь все, что произошло.

– Разрешите выполнять?

Генерал-майор понимал, что Гринчук откровенно развлекается, но ничего поделать не мог. Нельзя же требовать от человека перестать действовать по уставу. И нельзя требовать, чтобы этот самый человек перестал излагать информацию, обильно используя протокольные фразы. Особенно впечатляюще выглядело описание убийства Атамана с упоминанием смерти, наступившей в результате многократного проникания пуль из автоматического оружия в грудную клетку потерпевшего и в другие жизненно важные органы.

Самым трудным в диалоге было то, что генерал-майору было понятно – Гринчук тут чист, аки ангел небесный, но над генерал-майором был генерал-лейтенант, и этот генерал-лейтенант отчего-то решил, что Гринчук может на себя наговорить. Или случайно проболтаться. Нужно только заставить его раз двадцать повторить всю историю.

Но у Гринчука была отличная память. И все одиннадцать вариантов его рассказа были похожи друг на друга как патроны к пистолету Макарова.

– Повреждения, несовместимые с жизнью, – закончил Гринчук двенадцатый рассказ.

Генерал-майор задумчиво постучал пальцами по столу. Ему надоело корчить из себя идиота. И надоело позволять Гринчуку издеваться над старшим по званию. Хотя, честно признавался себе генерал-майор, делал это Гринчук мастерски, не давая старшему по званию повода обидеться вслух.

Генерал-майор тяжело вздохнул и потянулся за телефонной трубкой. Нужно было докладывать начальнику, что дальнейшие разговоры ни к чему больше не приведут.

Телефон зазвонил. И когда генерал-майор взял трубку, ему было велено отпустить Гринчука на все четыре стороны.

– Свободен, – сказал генерал-майор.

– Есть! – ответил Гринчук и встал со стула. – Разрешите идти?

– Иди.

Вот славно, подумал Гринчук, выходя из кабинета. Кажется, сработал Владимир Родионыч. Но как-то не слишком оперативно. Печально все это.

Спохватившись, Гринчук включил свой мобильник. Ровно через пять секунд он зазвонил.

– Слушаю, Мила, – сказал Гринчук.

– Юрий Иванович? – обрадовано затараторила Мила. – А я вас вызваниваю и вызваниваю. Мне с вами нужно посоветоваться.

– Опять мальчик? – спросил Гринчук, заранее зная ответ.

– Да. Понимаете, я бы очень хотела, чтобы вы…

– Мила, я старый больной человек, к тому же – гетеросексуальный, – Гринчук покосился на дежурного прапорщика на выходе из областного управления.

Тот тактично отвернулся.

– Ну, что я могу понимать в шестнадцатилетних мальчиках?

Дежурный прапор засопел, явно сдерживая смех.

– Тем более – в семнадцатилетних, – сказал Гринчук и показал кулак прапору.

– Ну, Юрий Иванович… – протянула Мила просительно.

– Ладно, – сказал Гринчук, – в последний раз.