Православная аскетика - [22]

:8). Более того, стремление человека осуществить праведность собственными силами делает невозможным получение христианского спасения действием на его личность Божией благодати, а потому такое стремление принципиально противно существу христианской веры. «Разумение» основного характера «праведности Божией», к которому приводит вера, ведет за собой отречение от всяких попыток «поставить» в основу своего спасения «собственную праведность», чтобы «покориться» всецело и безропотно «праведности Божией» (Рим. 10:3). Напряженная деятельность человека, которая возбуждается и вызывается верой, совсем не является источником оправдания человека, а лишь тем органом, через который он постепенно приобретает праведность не свою, а Христову. В этом смысле и говорит прп. Исаак Сирин, что христианину «награда дается не за делание, но за смирение… Смирению дается благодать. Воздаяние бывает не за добродетель и не за труды ради ее приобретения, но относится собственно к рождающемуся от них смирению». При том и сама вера есть «дар Божий» (Еф. 2:8). Вот почему христианское оправдание называется у Апостола правдою от Бога, правдою Божией, т. к. источник христианского оправдания заключается в Самом Боге, в Его бесконечной любви к человеку. Блага христианского спасения — причастие вечной жизни, общение с Богом и проистекающее отсюда блаженство, — сообщаются христианину даром не в том смысле, что от самого человека для осуществления христианского спасения с его стороны не требуется личного волевого напряжения, а в том, что этот существенно необходимый субъективный момент личной активности по своему существу и основному характеру не может служить источником спасения и не может быть основанием дарования вечной жизни по долгу, в виде воздаяния. В этом отношении Ветхозаветный Закон и Евангелие являются двумя совершенно различными средствами спасения. Закон оправдывал исключительно на основании дел, Евангелие оправдывает по вере — благодатью.

Присутствие же во многих местах Нового Завета и у Святых Отцов Церкви изречений о «награде», «воздаянии», и под., объясняется тем обстоятельством, что цель Слова Божия не богословско-философское умозрение, а преимущественно пастырски-практическая — вразумление грешных людей, увещание обратиться от греховной жизни к святой, ободрение колеблющихся и изнемогающих в борьбе с грехами и миром и испорченностью собственной природы. Следовательно проповедникам божественной истины — Самому Господу Иисусу Христу, Его Апостолам и продолжателям их дела Святым Отцам и учителям Церкви приходилось применяться к религиозно-нравственному состоянию своих слушателей. Между тем не только «пребывающие во тьме», но и обращенные ко Христу не сразу достигают христианского совершенства, и вследствие того они еще не способны даже к теоретическому восприятию всей возможной глубины христианского учения, тем более жизненного его воплощения. Для людей, в которых грех не ослаблен и препобежден, доброделание представляется тяжелым и неудобоносимым бременем, блаженство святости само по себе им не понятно, т. к. реально не испытано, тогда как видимая приятность самоугождения постоянно испытывается ими и влечет их к себе, на первых порах почти непреодолимо. Такие люди пока на точке зрения собственного благополучия и воспринимают все только под этим углом зрения. Человеку, недостаточно развитому в религиозно-нравственном отношении, добро естественно представляется чем-то вне его природы лежащим, объективным долгом. Внутренняя неразрывность святости и блаженства ему еще не понятна, он представляет себе эти состояния различными, связанными между собой только внешне, как цель и средство, подвиг и награда, труд и воздаяние, в смысле именно отплаты за самоограничение и лишения, претерпеваемые человеком на пути достижения святости. Таким-то людям и говорится, что грех, даже со стороны своих последствий для самого грешника гибелен, ведет к страшным и бесконечным вечным мучениям, тогда как служение Богу дает человеку счастье, блаженство, если не на земле, то уже непременно в загробном мире. Начинающий совершение дела спасения скоро сталкивается с внешними страданиями и лишается многих наслаждений, которые для него дороги и привычны. Христианство и дает в виде противовеса временным страданиям надежду на вечное блаженство, а эгоистическим наслаждениям оно противопоставляет ожидание вечных мучений. Богоугождение становится «игом благим» и «бременем легким», когда подъявший этот подвиг человек подкрепляет свою падающую энергию надеждой на воздаяние, которое с избытком вознаградит все его земные страдания.

9. «СТРАХ» И «НАДЕЖДА»

Для того, чтобы пробудить человека из состояния духовного бесчувствия, христианство представляет грешнику картину вечных мучений. Возбуждаемое ею чувство страха часто бывает спасительным для человека, т. к. служит побуждением к изменению направления жизни. Ожидание будущего суда, страх, ценны, по учению святых Отцов, способствует нравственному исправлению грешника. По мнению преподобного Исаака Сирина, страх Божий является началом добродетели, а через то и началом истинной жизни. Конец нравственного совершенства есть любовь, по любви, словами святого отца «никто не может достигнуть без страха». Любви предшествует страх — таков закон постепенного религиозно-нравственного развития человека. Такое же воспитательное значение принадлежит и надежде на получение в будущей жизни вечного блаженства за труды доброделания, в виде награды. Для немощного добродетель кажется суровой, и поэтому ему полезно представлять ее, по выражению свт. Иоанна Златоуста, «облеченною в величие будущих обетований», как источник наград для исполнивших ее. Таким образом, на первых ступенях христианской жизни мотивы страха вечных мучений и ожидания наград является, по святоотеческому учению, целесообразными аскетическими средствами для пробуждения человека от греховного сна и для возбуждения его к христианскому подвижничеству. По мысли прп. Иоанна Кассиана «мысли о вечном наказании или о блаженнейшем воздаянии, обещанном святым» «полезны, поскольку приводят руководствующихся ими к началу блаженства».