Православие - [56]

Церковь является наставником, руководителем, учителем жизни — таков один из излюбленнейших мотивов церковных проповедей христианских богословов. И для того, чтобы глубже запала в сознание верующих мысль о церкви как учителе жизни, ее сравнивают с матерью.

«Чем для нас, мои дорогие, является церковь? — вопрошает в одной из своих проповедей митрополит Николай и сразу же отвечает: Она — наша мать, крепко и с любовью обнимающая нас своими материнскими объятиями, подобно тому, как птица своими крыльями покрывает и согревает птенцов». Дальше это сравнение подробно развивается. Мать рождает дитя, и таинство крещения есть не что иное, как духовное рождение. Мать кормит свое дитя, и молитвы, благословения, таинства — это духовная пища. Первые понятия о том, что дурно и что хорошо, внушает ребенку мать, и православная церковь постоянно наставляет свою паству. Заканчивается это сравнение призывом к верующим: «Будем же верны нашей матери православной церкви до самой смерти».

Подобные проповеди о церкви как учителе жизни, руководителе и наставнике верующих особенно часто произносятся в дни празднования троицы. Священнослужителям христианской религии очень удобно обосновывать притязания церкви на столь высокую и ответственную роль ссылками на сошествие святого духа, на то, что христианская церковь якобы является хранительницей божьей благодати.

Как видим, и в догматах и в обрядовой стороне православия нельзя обнаружить никаких божественных моментов. Знакомство с историей главных догматов, обрядов и праздников показывает нам их действительные земные корни. В православии обряды и праздники являются одним из главных средств для пропаганды вероучения, для воздействия на сознание верующих, для распространения религии. И в вероучении, и в обрядах православия мы обнаружили множество следов архаичности, заимствований из древних религиозных культов, осколки магических верований.

Было бы упрощением, конечно, все в христианстве сводить только к заимствованию из более древних религиозных культов. То, что христианство синкретично, то, что оно представляет собой сплав различных наслоений, — факт несомненный. Но есть у него оригинальные моменты, отличающие его от древних религиозных верований. Разумеется, эти оригинальные моменты также определяются не некой мистической божественной сущностью христианства, а вызваны вполне реальными земными причинами. На один из таких моментов мы уже неоднократно указывали — это органическая связь христианства с эксплуататорским обществом. Внимание правящих классов к христианству было привлечено тем, что на определенном этапе своего развития, в отличие от предшествующих религиозных культов, оно стало авторитетом бога освящать не только местные, ограниченные какими-то географическими, национальными, государственными границами эксплуататорские порядки, но и весь эксплуататорский строй в целом. Христианство оказалось одной из наиболее удобных идеологических форм оправдания и освящения принципов частной собственности и эксплуатации человека человеком, оно благословляло рабство, феодализм, капитализм, призывало рабов, крепостных крестьян, рабочих примириться с власть имущими и покорно ожидать небесного воздаяния. Именно эта черта христианства привлекала к нему симпатии правящих классов.

Однако, если бы для христианства был характерен только этот момент, оно никогда бы не завоевало симпатий трудящихся и не получило бы широкого распространения. Христианство двойственно, противоречиво. Оно не только примиряет трудящихся с эксплуататорским строем, но и проповедует идею всеобщего равенства. Правда, равенства не на земле, а перед богом, убеждая своих последователей в том, что перед богом все равны: и раб и рабовладелец, и угнетенный и угнетатель, эксплуататор и эксплуатируемый. В вечной загробной жизни бог разберется, кто заслуживает большей милости, и воздаст каждому должное, и первые на земле могут стать последними в загробном царстве. Эта иллюзия равенства, надежда на воздаяние долгое время привлекали к христианству симпатии трудящихся, помогали христианству распространяться в их среде. Так двойственный характер христианства позволил ему стать одной из идеологических форм оправдания власти эксплуататоров и завоевать симпатии правящих классов и в то же время стать «утешителем» трудящихся. Так что и «оригинальные» моменты в христианстве не спасают его, не делают более обоснованными его претензии на истинность и божественность, они также результат действия конкретных земных причин и обстоятельств.

Говоря в целом о вероучении православия и его обрядовой стороне, мы можем вполне определенно сделать вывод об их несостоятельности. Тщетны все попытки православных богословов доказать их «богодухновенность», их богоданность. Знакомство с действительной историей формирования вероучения православия и его обрядов показывает, что они не богоданны, а складывались долгое время под влиянием вполне определенных исторических причин.

Глава III. Православие и коммунизм

* * *

Вероучение и обрядовая сторона православия сформировались в условиях эксплуататорского общества, они освящали его устои. Отягощенное этим социальным грузом, православие попало в трудное положение в социалистическом обществе. Веками оно доказывало необходимость, справедливость и незыблемость якобы установленного богом классово-эксплуататорского строя. Небесная иерархия православной религии, возглавлявшаяся богом-отцом, отражала земную иерархию. С ликвидацией эксплуататорских классов в нашей стране православие перестало выполнять функцию идеологического оправдания устоев классово-антагонистического общества. Основные социальные принципы православия повисли в воздухе, потеряли опору. Они пришли в полную противоположность со всей социальной структурой созидавшейся коммунистической формации, которая базируется на общественной собственности, равенстве и братстве трудящихся. В новых условиях православие вынуждено было приступить к пересмотру своих идеологических позиций. Вероучение и богослужебную практику надо было как-то увязать с новым общественным строем, отрицавшим и уничтожившим любую эксплуатацию, частную собственность на средства производства, установившим деление общества на враждебные классы.