Православие и грядущие судьбы России - [10]

Вот голос православной народной души. Ужели мы не услышим его? Страшно Богу ответим, если притворимся, будто не слышим его. Его нельзя не слышать. Алчущий и жаждущий народ — смотрите — идет к тем, кто дает ему камень вместо хлеба, змею вместо рыбы: кто ответит Богу за это, братья-сопастыри стада Христова?!

Дети и церковь

Утро. Прохожу мимо собора, где почивают мощи одного из великих тружеников для родной земли — благоверного Князя Александра Невского. Мимо меня, обгоняя друг друга, бегут школьники с сумками за плечами. Они заходят в собор, быстро подходят к художественной раке угодника Божия, делают поклоны и прикладываются.

У них — экзамен сегодня. Они просят благодатной помощи у небесного покровителя.

Смотрю на них и думаю: что влечет детские сердца в трудную минуту их детской жизни? Конечно, вера, чистая простая вера, которою веруют только дети да детски Богу преданные души таких праведников, как преподобные Сергий Радонежский и Серафим Саровский. О, если бы эта вера сохранилась в них навсегда! Если бы не гасла никогда!

Вспоминаю свое детство. С первых дней сознательной жизни, как только я себя запомню, я вижу себя на руках родителя, который носил меня чрез сугробы снежные в Божий храм; я любил ходить туда не только в праздник, но и в будни, не только на службу Божию, но и в то время, когда мой родитель — дьячок топил церковные печи. Со стен церковных смотрели на меня лики угодников Божиих, лики серьезные, благоговейные, с молитвенным выражением. В воздухе ощущался запах ладана и воска. Казалось, что в этой священной тишине незримо, но сердцу ощутимо, носились Ангелы Божий. Таинственная завеса в царских дверях, святая плащаница за клиросом, старые, потемневшие хоругви, ряды икон, уходящие к сводам храма, в иконостас — все говорило детскому сердцу: это — не простое место, это — дом Божий...

Я не говорю об участии в Богослужении прислуживанием в алтаре, пением и чтением на клиросе: скажу только, что помню себя на руках; помню, как, получив эту священную книгу в первый раз, я целовал ее, детски радуясь ее «красной прописи», киноварью напечатанным строкам. Помню, что, под влиянием этой радости, тут же дал обещание — стать на клирос с отцом, а затем и — прочитать шестопсалмие. Шестилетним мальчиком я уже сделал попытку к сему — увы! — на первый раз неудавшуюся: тоненьким голосом прочитал я 5–6 строк и смутился, струсил, заплакал... А старичок-батюшка из алтаря уже возглашает отцу моему: «Читай сам!»... Но чрез неделю я уже победил себя и ликовал детским сердцем: я прочитал все шестопсалмие!..

Простите мне, дорогие читатели, это уклонение в сторону личных воспоминаний детства: ведь это маленькая иллюстрация к истории нашего духовного воспитания в недрах Церкви родной. Ведь вот этою любовью к храму, к службе Божьей и объясняется та устойчивость церковных воззрений, коею живет наше духовное сословие. Нас тянула в храм Божий неведомая, но сердцу ощутимая сила. Вот я уже в Заиконоспасском духовном училище. Раннее утро жаркого летнего дня (экзамены кончались тогда в половине июля). Мы, дети, поднялись рано, чтобы до экзамена успеть и соборы обойти, и слабо подготовленное подчитать, и кусок черного хлеба съесть (о чае мы тогда понятия еще не имели). И вот группами выходим из низких ворот с училищного двора, направляемся в Казанский собор, прикладываемся к чудотворным иконам Казанской и Млекопитательницы, идем к Иверской, оттуда в Успенский собор, чтобы поклониться мощам святителей всероссийских, ризе Господней и Владимирской иконе Владычицы. Вот и Архангельский собор, а в нем — мощи царственного младенца — Димитрия, который — это мы слышали — и теперь держит в ручке своей те орешки, коими играл он в момент нападения на него убийц... О, малютка-мученик, — мы крепко верим, — поможет нам, детям, на экзамене! А вот и Чудов монастырь, с его серебряным иконостасом и нетленными мощами великого печальника Святой Руси, друга преподобного Сергия, Святителя Алексия. Ему непременно нужно положить, по нашим детским понятиям, три земных поклона. Из Чудова — через святые Спасские ворота, непременно, с обнаженными головами, — мы идем в тот Покровский Василия Блаженного собор, который своею оригинальною архитектурою останавливает на себе внимание не только всякого русского человека, но и всех иностранцев. Здесь, поклонившись св. мощам блаженных Василия и Иоанна, мы непременно выпьем глоточка три (конечно, натощак) св. водицы... Так готовились мы к экзаменам. Так по-детски льнули мы к Церкви-матери. И не мы одни: мы видели и гимназистов, и семинаристов, и других учащихся, паломничающих ко святыням в дни экзаменов. Обходили святыни, запасались духовными силами, укрепляли в себе веру...

То ли теперь?!

Еще недавно, еще десять лет назад было нечто подобное. Жил я около 30 лет в Лавре Преподобного Сергия. В последние годы моего там пребывания моим послушанием было, между прочим, руководить учащихся юных паломников. Отрадно было видеть школьную детвору, утомленную непривычным пешим хождением, но бодрую духом при виде заветных святынь. И невольно вспоминалось мне свое первое путешествие в эту самую обитель с моими родителями, в 1863 или 1864 году. Я скопил тогда три-четыре рубля на дорогу, отказавшись от чая, но откладывая кусочки сахара и продавая их, чтобы помочь родителям для этого путешествия. Когда настало благоприятное время, я стал просить отца и мать, чтобы отправиться в столь желанное странствование. Когда я услышал: «Знаем, сынок, что это дело доброе, да как же быть-то: ведь денег нет!» — я с торжеством выложил тогда пред ними свой «сахарный» капитал, и — о, радость! — я обезоружил их! Наутро мы были уже в пути. 60 верст сделано в полтора суток. Вот пред нами открылась и святая Лавра во всей ее красе. Вот поле, которое, по незнанию истории, конечно, родители мне назвали «Мамаевым».