Правоохранительные и судебные системы глазами рецидивиста - [52]

Истица, нагнетая обстановку, потребовала привлечь меня к уголовной ответственности за то, что я якобы силой вывез самые ценные вещи из нашей квартиры. Она даже написала заявление в УВД. Однако с формальной точки зрения, все вещи принадлежали нам обоим и следовательно, согласно закону я не мог своровать вещи сам у себя. Я уже молчу, что с содержательной точки зрения, я вообще ничего силой не вывозил, более того мне помогал ее 30-ти летний сын, который при необходимости, мог бы легко помешать мне взять «не те вещи». И этот ее сын подтвердил в суде, что обстановка в день вывоза была абсолютно спокойной и он действительно помогал мне вывозить, правда что именно, он не помнил, поскольку вещи были упакованы в ящики и мешки.

Позже под давлением матери, он изменил свои показания и стал утверждать, что видел, что я вывез телевизор и другую бытовую технику. Суд им поверил. При этом суд должен объяснять, обосновывать, почему он считает, что необходимо принять к сведению именно эти показания свидетеля, а не иные. Этого суды также чаще всего не делают. Всё обоснование сводится к тому, что суд вскользь упоминает, что свидетель «искренне заблуждался» в своих иных показаниях. Или суд просто делает вид, что этих иных показаний вовсе не было — это встречается чаще всего.

Истица, видя, что суд ей не верит, на пятый год разбирательства находит где-то совершенно незнакомых мне людей, которые на суде «честно» глядя в глаза суду подтвердили, что они были у нас на квартире и точно помнят, что у нас там был компьютер, именно той конфигурации, что суд ищет и именно та техника, тех марок, что утверждает истица. Опять же с точки зрения здравого смысла полный бред. Во-первых, откуда не возьмись появилась парочка свидетелей, которая через пять лет помнит цвет мебели и всё, что у нас там было. Во-вторых, у суда должен был появиться резонный вопрос, а где же их истица пять лет скрывала от правосудия? Почему не привлекла их раньше?

Суд совершенно необоснованно взял показания этих псевдосвидетелей за основу.

Лариса, чтобы больнее меня уколоть, на суде стала утверждать, что все картины, написанные маслом, написала именно она. Здесь стоит пояснить, что картины писал я, за исключением одной картины — «Фонарики». Идея этой картины принадлежала Ларисе. Она даже начала ее рисовать, но поскольку она рисовала довольно посредственно и никогда не писала масляными красками, у нее ничего не получалось. Я ей помог. И затем она всем свои друзьям раздала по экземпляру этой картины, за что ее сын, Александр, прозвал ее «Мастер одной картины». Однако, желание прославиться, прослыть художницей, как-то грело Ларису. И где-то через 3–4 года совместной жизни она попросила организовать ей персональную выставку. У меня к тому времени было около 10 персональных выставок, многие мои картины уехали с покупателями в Японию. Т. е., я должен был написать за нее 25 картин, что я и сделал примерно за пару месяцев. Она их, с моего согласия, выдала за свои и ходила гордая среди этих картин, как якобы их автор. Мне это ничего не стоило, кроме временных затрат. Мне нравилось творить. Сделать приятное жене, было в то время приятно. И вот теперь в ответ на моё добро, она решила присвоить авторство моих картин.

Она назвала несколько картин, которые действительно я либо взял с собой либо нарисовал их копии, оставив ей оригинал, и сказала, что как автор этих картин требует суд вернуть их. Как говорят в таких случаях, у меня челюсть отвисла от такой наглости и вероломства. Но я выбрал наугад парочку картин из этого списка и написал их, засняв на видео сам процесс написания. Вроде бы для суда должно стать ясным, кто автор этих картин. Но суд вообще никак не прореагировал на это. Хотя в конечном итоге картины с меня и не стребовал, но по иной причине. Суд указал, что авторство картин определить нельзя. А я так и остался оплеванным с ног до головы — мои картины присвоили и суд никак мои интересы не защитил.

Еще один удар ниже пояса, связанный с моими картинами я получил от Ларисы, когда она присвоила не только авторство одной из самых лучших моих картин, но и плату за нее. У этой картины интересная история. Я написал три картины для офиса одной из фирм Академгородка, которая занималась производством искусственных рубинов. Но когда я их написал, фирма распалась, что в то время было довольно частым явлением. Директор, отказался брать картины, а в качестве компенсации отдал мне искусственный рубин толщиной в палец и длиной около 7 см. Так вот Лариса, уговорила меня при разделе вещей подарить эти три картины, поскольку она к ним якобы привязалась. Еще она сказала, что рубин тебе все равно не нужен, подари и его мне. Если бы она не препятствовала в дальнейшем тому, чтобы я забрал то, что хотел забрать, то я бы легко смирился и с потерей этих картин и с потерей рубина. Но этой жадной женщине всё было мало. Ей надо было всё больше и больше унизить меня в глазах окружающих, и войдя во вкус она делала это с превеликим удовольствием. А суды подыгрывали ей. Отчасти потому, что кроме как судами она ничем больше не занималась. Она ходила по инстанциям до тех пор, пока не добивалась своего. И этим самым инстанциям проще было пойти у нее на поводу, чем пытаться докопаться до истины. Отчасти, суды шли на поводу у нее, поскольку судьи — женщины и выводы они делают, руководствуясь в основном эмоциями, а не здравым смыслом. А Лариса умела поплакаться, и выставить меня этаким диким зверем. Конечно, во всех ее обвинениях не было смысла, но никто этого смысла и не искал.