Право выжившего - [7]

Колонна на небольшой скорости двигалась к городу. Косарев сидел на броне, постукивая пальцами по автомату. За бэтээрами так же неторопливо тащились машины – грузовики, «Жигули», иномарки. Приучены – боевую технику не обгоняют.

Это может быть оценено как враждебный акт и наказано пулеметным огнем.

Вот и Грозный. Окраины города более или менее целые, а центр похож на Сталинград времен Великой Отечественной. Здесь каждая пядь полита российской кровью. Здесь российские солдаты в очередной раз вспомнили, что такое стоять до конца, и были захвачены одной мыслью – не отступить, в крайнем случае, если не повезет, взять на тот свет как можно больше врагов. Здесь были разгромлены отборные дудаевские части и взломана оборона, готовившаяся несколько лет, когда каждый дом превращался в крепость, когда между подвалами были прокопаны подземные ходы, дававшие возможность «нохчам» (так называют чеченцев) возникать как из-под земли в любой части города.

У ворот расположения ГУОШа (группы управления оперативного штаба) Толик Палицын – капитан из Смоленского СОБРа – стоял в окружении замызганных чеченских детишек, галдящих:

– Русский полицейский. Дай есть. Мы голодны.

Толик раздавал хлеб и консервы из своего не такого уж богатого пайка. Возле расположения подразделений МВД и армии постоянно толпились гражданские все с теми же просьбами – дайте хлеба.

– Ну как? – спросил Палицын.

– Зачистили, – махнул рукой Косарев. – Нормально…

За обыденными заботами близилась ночь. Группа управления располагалась на территории бывшей пожарной школы. Когда-то здесь вышагивали на строевой подготовке курсанты, проводились занятия. Все в прошлом. Сегодня стоят во дворе вагончики, защищенные от пуль бетонными плитами и прикрытые маскировочной сетью, – тут живут собровцы. Пустые, без стекол, окна трехэтажного здания прикрыты мешками с глиной, и из-за них смотрят угрожающе стволы пулеметов. Ныне пожарная школа – крепость. Крепость неприступная.

С наступлением темноты началась привычная, ставшая обыденной музыка грозненской ночи. Со стороны лесополосы, водонапорной башни, Старопромысловского шоссе заколотили снайперы.

Чуткий сон. Снова, как в Афганистане, Косарев готов был в секунду проснуться и вскочить на ноги. Он ворочался на кипе матрасов, настеленных на пол.

– Работенка, мужики.

Посреди ночи этими словами разбудил всех заместитель начальника ГУОШа по криминальной милиции – плотный, с пышными усами полковник МВД.

– Дудаева брать? – послышались сонные прибаутки.

– Басаев Кремль захватил?

– Нет, просто к Черномырдину в гости зашел, а все переполошились…

– Завод «Красный молот», – сказал полковник, – «нохчи» заняли.

– Рядом с комендатурой?

– Точно, – кивнул полковник.

– Обнаглели, сучьи дети, – покачал головой Косарев.

– По машинам, – приказал полковник. – На все про все десять минут…

С кряхтеньем ребята поднимались, натягивали кроссовки. Омоновскими, с высокой шнуровкой, ботинками – этим изобретением какого-то безымянного вредителя – пользоваться перестали давным-давно. Собровцы (в отличие от солдат) по привычке бронежилеты не брали – снайперы лепят в голову или под мышку, а движения бронежилет сковывает, замедляет, когда припрет, потерянных секунд может не хватить. Некоторые повязывали шеи и головы платками – не для пижонства, не для того, чтобы походить на пиратов. Пыль и жара, пот течет по лицу, въедается в глаза. Тут платок и помогает.

Ночная пора – время «нохчей». Мирные жители превращались в снайперов, гранатометчиков, доставали из тайников оружие и лупили кто по чему мог – по комендатурам, по расположениям воинских частей, по блокпостам. В основном били безо всякого результата, но эффект достигался – они напоминали о своем присутствии, давили на психику: «Мы не ушли. Мы всегда маячим за вашими спинами – черными, готовыми к смертельному броску тенями».

Заспанный, спокойный, индифферентно относящийся ко всему комендант района обвел равнодушным взором прибывших на трех бэтээрах бойцов МВД.

– Чего это вы? – осведомился он.

– Нам сообщили, что «нохчи» завод взяли, – сказал полковник. – Ложная тревога?

– Почему ложная? – пожал плечами комендант. – Ну, взяли.

– Принимайте командование группой, – кивнул полковник. – Будем освобождать.

– He-а, мы так не договаривались.

– То есть?

– Не буду. У нас с «чинами» договор о ненападении.

– Что?! – не поверил своим ушам полковник.

– Мужики, у меня вокруг комендатуры шесть постов: четыре моих и два омоновских. Мои посты «чичи» не обстреливают. А у омоновцев договора нет – вот по ним и палят. Мне с ними ссориться не резон. Вам надо – вы и освобождайте завод.

– Та-ак, – протянул полковник МВД.

– Мне этот завод без надобности. Все равно там ни одного цеха целого не осталось. И солдат своих гробить мне без резона…

– Ах ты крыса, – Косарев двумя пальцами презрительно оттянул пуговицу на выглаженном не по местным условиям кителе коменданта. – Тебя первого в расход пускать надо.

– Что вы себе позволяете? – приосанился комендант, вспомнив неожиданно о своих погонах и должности.

– Я забираю ваших людей, – сказал полковник МВД.

– Нет, это не…

Косарев выразительно положил руку на рукоятку автомата и одарил коменданта таким взором, что у того вдруг нервно дернулась щека.