Право последней охоты - [53]

— Попробуем, — обречено вздохнул он.

— Хорошо, начнем с простого. Кто ты такой?

— Человек, — угрюмо буркнул Иган, — и только попробуйте сказать, что я опять Вам лгу!

— Так-так, — Орана задумчиво побарабанила длинными пальцами по подлокотнику. Совершенно некстати у Игана в голове вдруг промелькнула мысль, что с такими руками Куратор могла бы очень недурно играть на скрипке, — я знаю одно верное средство от неуместных проявлений чувства юмора. За каждый подобный остроумный ответ я буду отрезать от твоих пальцев по одной фаланге. Когда руки закончатся, займемся ногами. Впрочем, обычно до этого не доходит — лекарство чертовски действенное, болезнь бесследно проходит уже после двух-трех сеансов. Желаешь попробовать или поверишь мне на слово?

Проклятье! Опять это ледяное равнодушие в голосе! Иган почувствовал, что покрывается холодным потом. Куратор умела говорить убедительно. Даже не вдаваясь в технические подробности.

— Я Вам верю.

— Замечательно! И наперед имей в виду — ты действительно интересен мне живой, но насчет твоей невредимости я ничего тебе обещать не могу. Я повторяю свой вопрос: кто ты такой?

— О боги! Но что именно Вы хотите знать!? — на Игана вдруг накатила волна отчаяния с легким привкусом паники, — мое имя? Профессию? Место рождения? Послужной список? Что!? С какого места мне начинать?

— Я хочу знать все, — голос Ораны оставался все таким же невозмутимым, никак не отреагировав на его вспышку, — поэтому можешь начинать с самого начала.

— Ха! Это займет некоторое время.

— Я потерплю.

— У Вас что, других дел нет, при такой должности-то?

— Ты — мое основное дело на сегодня.

— Боюсь, за один день мы не управимся.

— Ничего страшного, я буду допрашивать тебя столько, сколько потребуется. Пока не выясню все, что хочу знать.

— А потом Вы скажете, что весь мой рассказ — брехня от начала до конца и прости-прощай!?

— Это уже от тебя зависит, — Орана пожала плечами, — говори правду, и все будет в порядке.

— Даже если правда эта окажется совершенно невероятной?

— Мой отец любил говорить, что не существует невозможных вещей, бывают ограниченные люди. Я уж попытаюсь как-нибудь совладать со своей интеллектуальной убогостью, а ты, давай, рассказывай.

Иган задумался. Профессиональная хватка Куратора не оставляла сомнений в том, что Орана незамедлительно разоблачит любую предложенную Иганом легенду. Сказочник из него получался никудышный. И, с весьма высокой вероятностью, за разоблачением вполне могли последовать весьма неприятные ощущения. Вплоть до неторопливого и обстоятельного членовредительства.

С другой стороны, а что будет, если рассказать все как есть? И что, собственно говоря, мешает Игану так и поступить? Наложенный на Пракус карантин? Он его уже нарушил. Запрет на контакты с местным населением? Тоже проехали. Вмешательство в культуру и технологическое развитие туземцев? Допустим, и что с того?

Все, кто мог Игану что-то подобное запретить, а, тем более, взыскать с него за совершенные нарушения, остались очень и очень далеко. Иногда даже хотелось, чтобы они оказались где-нибудь поблизости, поскольку на стуле у кровати сидел человек, способный, не моргнув глазом, его, Игана, пристрелить, не спрашивая ничьего на то разрешения.

— А как Вы поступите со мной, если мой рассказ Вам все же не угодит? — осторожно поинтересовался он.

— Задний двор. Плаха. Погребальный костер, — хмыкнула Орана, — с конокрадами у нас разговор короткий. Так что постарайся меня заинтересовать. Как Шахерезада.

— На тысячу ночей меня, пожалуй, не хватит.

— Главное начать, а там — видно будет.

— Что ж, — Иган откинулся на подушку и смежил веки, — тогда начать, пожалуй, следует с того, что тот мир, который Вы знаете — далеко не единственный…

В тот день он рассказывал до самого вечера с непродолжительным перерывом на обед. То пристальное внимание, с которым Орана слушала его, делало ее похожей на жадно впитывающую информацию губку. Она не пропускала ни единого слова, ни единого знака препинания. Иган ждал, что женщина хоть как-то отреагирует на сведения, что должны были перевернуть ее привычные представления с ног на голову, но так ничего и не дождался. По бесстрастному лицу Куратора он так и не смог определить, что она думает о его россказнях, в результате чего повествование у Игана становилось все более сумбурным и бессистемным. Он скакал от космологии до физики элементарных частиц, от истории до экономической политики. Вконец запутавшись в хитросплетениях собственных мыслей, он был вынужден остановиться и только сейчас обнаружил, что за окном уже давно стемнело.

Орана молча поднялась со стула и встала у кровати, глядя на Игана, который с тревогой ожидал вынесения вердикта. Наконечник стрелы взведенного арбалета по-прежнему смотрел ему точно в глаз.

— Продолжим завтра, — произнесла, наконец, Куратор и, не проронив больше ни слова, вышла за дверь.

Иган с шумом выдохнул. В присутствии этой женщины он по-прежнему чувствовал себя крайне неуютно. Но, по крайней мере, сегодня он выторговал себе еще один день жизни.

Следующее утро Иган провел в компании Кары, которая принесла ему завтрак, и сопровождающего ее рослого гвардейца, вооруженного до зубов и не сводящего глаз с подозрительного пациента. Ни та, ни другой не были расположены к задушевным беседам, а потому Игану пришлось вариться в собственных подозрениях и страхах.