Право последней ночи - [6]

Но я, естественно, не трепалась с Серхио об информации, которая проходила через мои руки - да и что я знала, кого, кроме нескольких напыженных, и в целом заоблачных для меня людей из новой волны демократической бюрократии? Серхио интересовался в основном просто характером нашей каждодневной журнальной работы - но ведь эта рутина совсем не была секретной! И потом, само собой, мне было приятно, что он говорит со мной как с профессионалом, а не как с легкомысленной девицей, которую хватит только подпоить - и дальше все идет по отработанной план-схеме.

Но помимо этой как бы светской беседы, я успела выяснить, что Серхио Кампаньола холостой. То есть, повторяю, я ничего не замышляла и не планировала. Просто это знание добавило мне какой-то пьяноватой свободы. Да и, наверное, я тогда здорово выпила...

Я с минуты на минуту ожидала приглашения разделить с ним не только вечер, но и ночь. Это ожидание не просто мешало мне нормально развлекаться, танцевать с ним (очень корректно), глазеть на танцующих, есть рыбу и так далее, это стало у меня просто навязчивым кошмаром в "Арагви", и по сю пору я вижу тот, в сущности непрезентабельный зальчик в полуподвале, бычьи морды кавказцев за соседними столиками... Тогда я чувствовала, что оказалась в какой-то западне. Вот-вот скажут: "Инна Ветринская, без вещей - на выход, в койку". Тут я ошибалась - как и во всем почти. Мне ещё долго не суждено было понять, где именно находится западня... Она ведь почти во всем. А ресторан - он и есть ресторан, дело житейское, причем тут, казалось бы, постель? Вообще говоря, в Москве ужин с мужчиной ещё ничего не значит, это иностранцам надо зарубить на чем-нибудь подходящем, - тут вам, милые, не Париж...

И все-таки мне хотелось застраховаться, что ли. Мне было бы противно цепляться за него так, будто у меня нет в жизни выбора. И я, отчаянно завираясь, наплела ему с три короба о любовнике, который меня может случайно встретить в ресторане и тогда - застрелить. Описание любовника я содрала один-к-одному с портрета Гоги-Георгия, естественно, с кого же еще.

Бедный Серхио сразу немножко съежился и с грустью поведал, что у них в Испании эта тема тоже очень серьезная. Мужская гордость, "мачизмо", там вещь неприкосновенная. Я не стала особенно нажимать на своего тайного и зверского любовника, чтобы не переиграть, но все-таки чуть-чуть позволила себе покапризничать... Ведь у меня так редко получалось в ком-нибудь пробудить боязнь меня потерять!

Можно сказать, раз в полжизни!

Одним словом, в тот вечер я вышла победительницей.

Хотя Серхио Кампаньола не таковский был человек, чтобы волочить меня после первого же свидания в постель! Я ему явно нравилась, он не скрывал этого, но умел показать, что он не домогается меня, так сказать, телесно...

Все у него, похоже, получалось красиво, и гуляя рядом с ним по Москве, я совершенно не пыталась разгадать, жалеет ли он денег на такси, или ему просто приятно со мной пройтись и поболтать... Вероятно, сейчас это звучит наивно, но тогда в девяносто первом, я действительно очень оценила его непосредственность, какую-то незажатость, я с таким раньше просто не встречалась. Что тут скрывать, иностранцы вообще, как существа из воплощенной мифологии, принадлежали к другому миру, весь он, мир этот, сиял переливчатыми огоньками наряженной елки, и пах французской отдушкой, как свежая наволочка. Мне безумно, до рези под ребрами, хотелось праздника, и вся моя тогдашняя сентябрьская работа вспоминается сейчас как одно слитое воедино ожидание встречи: в редакции и дома для меня существовало одно существо - телефон...

Все дальнейшие дни этого рокового сентября, когда вокруг в стране творилось нечто типа революции, у меня в памяти отложились отрывочными кусками, но притом - все куски почти счастливые.

Мы идем с Серой по Чистопрудному бульвару, неспеша заходим в индийский ресторанчик, который доживал свои последние месяцы и сидим на террасе. А под столом моя босая нога, сразу похолодевшая от того, что была влажная и оказалась обнаженной на прохладном ветру, плотно прижимается к его ноге, там, где над невероятно приятным на ощупь, тонким носком - его горячее тело... Летит черная ворона в синем небе, а он улыбается мне несмело и говорит: "По-русски ворона говорит кар-кар, а знаешь, как она говорит по-испански?.." Я уже не помню, как там ворона кричит по-испански, но память о том синем небе, в котором медленно плывет черная птица, осталось навсегда.

Мы бродили с ним по Коломенскому, столовая-кафе оказалась закрыта, тогда он поймал такси и мы рванули снова в центр, на Пушкинскую. Он, видимо, хорошо знал район Тверской и Ленинградского шоссе, чувствовал себя здесь поувереннее.

Мы тыкались в разные кафешки, но везде было занято или закрыто, а в ресторан я идти наотрез отказалась, потому что там все-таки и дорого и как бы обязывающе, а настроение было летящее, и тогда мы с Серой просто втолкнулись перекусить в ту старинную "шоколадницу", где едят стоя, и Сера долго объяснял буфетчице, КАКОЙ ИМЕННО кофе он хочет. Он говорил - она не понимала, что нам нужно две маленьких чашечки, но с двойной порцией кофе в каждой. Я смеялась и не помогала в переговорах. Потом Сера показывал пальцами. Потом попытался самостоятельно насыпать растворимый кофе в чашки - тетка дала ему по рукам. Наконец, ему удалось пронять тетку, когда он простонал: "Нушно кофе двойной густоты!" И она сделала все правильно, кофе действительно получился довольно приличный...