Право писать. Приглашение и приобщение к писательской жизни - [70]

– Мой персонаж изнасиловал двух девушек, близких подруг, которые побоялись рассказать друг другу о произошедшем. Работая над второй редакцией пьесы, я провела пробы актеров. Там я познакомилась с двумя подругами, которые сказали мне, что я в точности описала их историю, – рассказала она.

Существует множество разновидностей перерождения. Все мы ведем множественные жизни. Вполне может быть, что мои герои – это мои же субличности и субличности моих друзей, которые желают переродиться. А иногда, когда я пишу, мне кажется, что все наоборот. Что это сами герои рассказывают свою историю, что им одним известны повороты сюжета, что только они могут явить происходящее с ними – и со мной. Обычно мне кажется, что это они пишут книгу посредством меня. Я их инструмент и всего лишь ловко служу им.

Месяц назад мой возлюбленный друг Дэвид нырнул в кроличью нору своей работы, а мне приснился тревожный сон. Я была в доме у нацистов. Я была шпионом. Меня раскрыли. Меня искали. У меня в руке были две таблетки яда. Я собиралась выпить их, выбрать смерть и избежать пыток, но вдруг увидела приоткрытую дверь. Я прошмыгнула в нее, улучив момент, и понеслась к машине, припаркованной в ста метрах от дома. Только бы успеть добежать до машины, только бы спрятаться на заднем сиденье…

Я проснулась, но успела увидеть саму себя – высокую стройную девушку с золотисто-рыжими стрижеными волосами.

Я вскочила с постели. Это был не простой сон. Я тут же подумала о своем друге, Дэвиде. Знала ли я его тогда, в той жизни? Я была уверена, что да. Он намеренно оставил дверь приоткрытой. Мы оба участвовали в движении сопротивления.

– Я туда не вернусь, – сказала я вслух. – Не буду писать об этом.

Но Дэвид все никак не возвращался, девушка из моего сна не оставляла меня в покое, и я постепенно начала узнавать ее историю.

Да, друг мой Дэвид запропал, но и мой друг в той истории тоже куда-то девался. У него были важные задачи в подполье. И у меня. Мой друг далеко, и мне надо было чем-то заняться, чтобы поднять себе настроение, и я приоткрыла дверь истории, постучавшейся ко мне через сон.

«Давно пора», – дала мне понять героиня. Она начала говорить ясно и отчетливо. Каждый день я, вооружившись авторучкой, встречалась с ней и слушала, как она рассказывает о разлуке с любимым, об опасной работе, о страхе, который она переживала и с которым боролась. Наши жизни переплелись.

Появление у моих окон в Нью-Мексико преступника, скрывавшегося от полиции, сделалось ее паранойей. Щенок ротвейлера у меня дома стал ее любимой собакой Лолой. Ее возлюбленный, обещавший вернуться за ней, которому ей пришлось доверять, несмотря на страх, стал моим далеким другом – Дэвидом. Его временный уход в подполье из-за занятости превратился в Подполье в прямом смысле.

«Ты любишь его, потому что он опасен», – как-то сказал он мне про Боба, моего бестолкового и отчаянного молодого коня.

Я пришла к выводу, что это точно описывает не только любовь моей героини к бойцу движения сопротивления, но и мою любовь к другу, который вечно в разъездах. Книга прирастала.

Мои дни стали похожи друг на друга. Утренние страницы. Спортзал. Работа с Марком Брайеном над совместной книгой. Тайное свидание с книгой, которую я писала сама. Ужин с дочерью. Еще немного работы над текстом перед сном. Беспокойные ночи из-за беглого уголовника на улицах моего поселка, которые были даны мне, чтобы ощутить страх моей героини и лучше понять ее поступки.

Я установила сигнализацию в доме. Светильники с датчиками движения. Мне пришлось обрезать растительность во дворе, чтобы ему негде было прятаться. Я оплакивала все эти перемены. Я чувствовала медленную и жуткую хватку страха. Я скучала по тем временам, когда дни были солнечными, и мы с Дэвидом перебрасывались факсами, как бумажными самолетами. Теперь он «потерялся» в Европе – пятнадцать стран за четыре недели. А я осталась одна в грозу, по всем фронтам.

«Ночь была темная и ненастная» – и я писала о ней, как есть.

Когда-нибудь, когда книга будет завершена, я покажу ему, какую «конфетку» я сотворила из его отъезда. Надеюсь, он не подумает, что я позволила себе лишнего, когда описала его в виде возлюбленного, а не просто друга, сделала нас прототипами других людей, которые, возможно, сами позаботились о том, чтобы мы встретились, чтобы я узнала их и дала им второе рождение.

Пока я писала эти строки, небо целиком заволокло тучами. Гром гремит в долине Таос. На восточных склонах Священной горы полыхают молнии. Ветер сухо свистит сквозь деревья и травы. И мне становится немного не по себе.

«Не все сверхъестественные явления так уж зловещи, – напоминает мне Соня Чокетт. – Даже наоборот. Обычно подсказки свыше благожелательны и полезны».

Конечно, такие подсказки кажутся большинству писателей совпадениями. Но так ли это?

Когда я писала мюзикл «Авалон», меня занимал вопрос участия высших сил в жизни звуков, музыки и растений. Однажды вечером перед сном я достала пару томов со своей метафизической полки, где я хранила около двухсот книг. Усаживаясь за чтение, я с удивлением обнаружила, что в обеих были подробные и продолжительные рассуждения на определенные темы из моего мюзикла. Идеи, к которым, как мне казалось, я пришла сама, были написаны черным по белому – как чьи-то духовные переживания. «А что насчет этих тем?» – спросил Вселенную мой внутренний писатель. «Ты на правильном пути», – пришел таинственный ответ.