Право писать. Приглашение и приобщение к писательской жизни - [72]

3. Были ли в вашей работе случаи, которые можно характеризовать как загадочные либо как-то связанные со сверхчувственным восприятием?

4. Готовы ли вы попробовать использовать сверхчувственное восприятие в форме синхронии в своей работе?

5. Выберите одну тему, о которой хотели бы узнать больше, чтобы потом использовать эти знания в работе. В течение недели внимательно следите за любыми «случайными» потоками информации в вашу сторону.

Глава 39 Нехитрые уловки

– Как вам это дается? – часто спрашивают меня, подразумевая под этим «Как вам удается творить плодовито и успешно?»

– У меня много нехитрых уловок, – отвечаю я. И не шучу.

И хотя все уже устали слушать про «внутреннего ребенка», я знаю, что мой внутренний писатель – юн, раним и легко поддается влиянию. Случайное замечание – как, например, сегодня – может отбить у него охоту работать. Но его также легко задобрить, вдохновить, даже подкупить. У меня есть много нехитрых уловок, чтобы заставить его писать. Например, я обустроила много рабочих мест, разбросанных по всему дому – да и по всему городу.

Сейчас я пишу в маленькой комнатке тыквенного цвета, которую называю «рубкой». Из этой комнаты я звоню в Нью-Йорк и Лос-Анджелес. Это моя деловая штаб-квартира, и я работаю здесь, когда надо быть бодрой, сосредоточенной, прагматичной – как в этой главе.

Помимо рубки у меня есть еще обычная комната для творчества. Это светлая, просторная угловая комната с сиреневыми стенами и кружевными гардинами на окнах. Прямо за окном – кормушка для певчих птиц. Остальные окна выходят на юг, к подножью холмов, которые писатель Натали Голдберг назвала «целующимися слонами». В комнате для творчества я часами торчу за компьютером. Романтичная атмосфера облегчает работу.

На крытой веранде позади дома я пишу, сидя за старым садовым столом цвета морской волны, лицом к Священной горе; сюда я иду, когда пишется тяжело и нужна духовная поддержка.

За саманной стеной с передней стороны дома находится мое четвертое рабочее место, Станция Луговая. Это маленький поросший травой дворик с дикими цветами и прудом с рыбами. На Луговой я пишу, когда мне нужно побаловать себя, дать себе почувствовать, что помимо работы у меня еще есть и жизнь.

Несколько рабочих мест – уловка. Но благодаря ей мой внутренний писатель не чувствует, что его загнали или даже поставили в угол. Переходя с места на место, в зависимости от настроения, я подкупом подвигаю себя писать, даже когда делать этого не хочется. Иногда я за день успеваю побывать на трех разных «станциях», иногда три дня подряд я пишу за садовым столом, а иногда меняю расположение строго раз в день.

А когда нигде в доме мне не хочется писать, я беру блокнот и отправляюсь в город. Писать в кафе – вот еще одна уловка. Много лет подряд я писала книги от руки в кафе у Дори Винеллы, а по диагонали от меня сидел Джон Николз и занимался ровно тем же. Когда Дори закрыла свое заведение, мне пришлось переместиться в другое кафе, «Торговое место», где я устраиваюсь за угловым столиком и наблюдаю за суетой и шумом людного места.

В молодости я отыскала свою поэтическую нишу под сводами библиотеки в университете Джорджтауна, под зловещим взором каменной горгульи. А теперь солнечные залы городской библиотеки Таоса укрывают меня от трезвонящих телефонов, отвлекающих меня дома. Для меня хитрость в том, чтобы найти достаточно людное место, чтобы там кипела жизнь, но чтобы там хватало уважения к личному пространству и получалось писать. Кофе-бары – то, что надо. И обычные бары тоже. А также залы ожидания и приемные, а особенно мне нравятся кресла в фойе гостиниц. Я уже говорила, что мой внутренний писатель – ребенок, и вам прекрасно известно, как они любят чувствовать себя частью жизни. Рабочие места вне дома позволяют моему писателю не чувствовать, что его заперли или наказывают.

А еще помогает другая дешевая уловка – звонок-сэндвич. Когда у меня ни за какие коврижки не получается уговорить себя писать, я снимаю трубку и звоню Сьюзен, Соне, Марте, Дори, Лоре или Алексу. «Добавьте меня в свои молитвы, – прошу их я. – Мне совсем не хочется писать, но я все равно собираюсь это сделать. Перезвоню, когда справлюсь». После звонка я иду писать. А когда заканчиваю, перезваниваю, чтобы накрыть сэндвич второй половинкой: «Спасибо за поддержку. Я жила и писала еще один день».

– Но разве это не мошенничество? – иногда спрашивают меня. – Разве тут вы не пользуетесь чужими ресурсами?

– Пользуюсь, – отвечаю я. – И что?

Моя сестра Либби – художница. Мы по очереди катаем друг друга на закорках.

– Звоню тебе, чтобы пожаловаться, – говорит она.

– Давай, а потом моя очередь, – отвечаю я, и мы держимся за руки через телефонные провода.

– Но разве мы не должны уметь находить дисциплину в себе самих? – иногда придираются духовные зануды.

Находите ее, где можете и как можете, – вот мой ответ. Я зарабатываю на жизнь творчеством. Это означает, что я – прагматик. Поддержка друзей – ощутимый и полезный инструмент писателя, и я им пользуюсь. Пусть другие тратят силы на то, чтобы стать мифическим героем, писателем-одиночкой. Лично мне больше нравится не быть одиночкой, общаться с людьми и быть в ладах с миром – чем соответствовать чужим представлениям о том, что значит быть писателем. Так что, да, я говорю с друзьями о своей писательской работе точно так же, как кто-то жалуется на трудный день в конторе.