Право на вседозволенность - [4]

— Прекрати сверлить во мне дырки, Эдмунд, я не четырнадцатилетняя девочка, и на меня твои фокусы не действуют! — сбросив с себя притворное добродушие, проговорил король. — Мог хотя бы поздороваться с ней! Так нет, ты же так боишься показаться вежливым!

— Этой пичужке здесь не место! — отрезал тот. — Лучше отведите ее в институт благородных девиц или в художественную школу. В балетный кружок, наконец, но только не сюда!

— Где ее место буду решать я, а не ты! — жестко заявил Астарот. — Твое дело — беспрекословно выполнять мои приказы! И если я сказал, что ты сделаешь из нее инкатора — ты это сделаешь, наступив на горло всем своим «не хочу»!

— Вы хоть сами понимаете, о чем говорите? Женщина — инкатор! Это просто смешно!

— Вот и замечательно, посмейся! — обрубил король. — А то у тебя давно проблемы с юмором!

Эдмунд смирил клокотавший внутри гнев и попробовал воззвать к монаршему благоразумию.

— Я понимаю, что вы не оступитесь от своей безумной затеи, но подумайте об этой девочке! Вы как-то говорили мне, что она вам дорога почти так же, как сын, так за что же вы обрекаете ее на сугубо мужскую профессию? Вы же знаете, что за жизнь у инкаторов! У нее никогда не будет ни друзей, ни семьи, потому что все будут шарахаться от нее, как от чумы! Ее никто не полюбит! Она не узнает радости материнства! И единственный букет, который она получит в жизни, будет состоять из ее несбывшихся надежд, завернутых в целлофан разочарований! Такой жизни вы хотите для своей любимицы?!

— У нее будет сила и власть, а это куда лучше, чем слюнявые поцелуи поклонников и грязные подгузники горластого младенца! — возразил Оберон.

— Да! Сила и власть у нее, конечно, будут! Ведь вы позаботитесь об этом, даже если она окажется полной бездарностью, абсолютно несоответствующей высочайшим инкаторским стандартам! — саркастически признал Карминский. — А еще у нее будет изломанная психика и лютая ненависть к вам за то, что вы лишили ее не только нормальной жизни, но и детства! Ей всего четырнадцать! Дайте ей хотя бы школу закончить!

Король тряхнул ногой, сбрасывая запрыгнувшего на нее кузнечика.

— По интеллекту она давно превосходит среднестатистического выпускника ВУЗа, — сказал он. — Так что не бойся, азбуке учить тебе ее не придется!

Карминский резко втянул носом воздух, заставляя себя успокоиться.

— Хорошо! — глухо согласился он. — Только о последствиях вашего решения я вас предупредил! Так что потом не предъявляйте мне претензий, если в один прекрасный день предохранители в ее нежных девичьих мозгах сгорят от нервного перенапряжения, и она повесится или выпрыгнет из окна!

Оберон нахмурился.

— Без твоей помощи она этого не сделает, Эдмунд, у нее крепкая психика! Но боже тебя упаси намеренно ее до этого довести или причинить ей физический вред: тысячу раз об этом пожалеешь! — пригрозил он.

Карминский презрительно дернул плечом.

— Даже не собирался! А вот о крепости ее психики рано говорить. Может быть, она и не тревожится из-за сломанного ногтя или недовольного взгляда подружки, но инкаторская работа — серьезное испытание даже для видавших виды циников! Это другой уровень переживаний! Я никогда не отличался сентиментальностью, и то первые два года частенько был на грани умопомешательства!

Король недовольно поморщился. Всякий раз, когда его что-то бесило, кровь начинала бить ему в голову мощными толчками, будя чутко спавшее раздражение. Вот и сейчас перед его глазами потемнело, и ему непреодолимо захотелось наорать на прекословящего ему помощника. Но он сдержал свой порыв, потому что ссориться с инкатором не хотел — при всей своей желчности старик был для него бесценен и незаменим. Кроме того, Оберону не хотелось омрачать такой знаменательный для себя день бесполезным скандалом.

— Она — особенный ребенок, Эдмунд! — сказал он. — Если бы ты знал ее мать, то понял, насколько обоснован мой выбор! Она еще тебя сто раз переплюнет!

— Меня? Бред сумасшедшего! — фыркнул Карминский.

— Увидишь! А сейчас сделай одолжение — заткнись, пока у меня голова не взорвалась от давления!

— Ничего не имею против вашей смерти: тогда мне, по крайней мере, не придется тратить семь лет своей жизни впустую! — огрызнулся Жнец.

Он знал, что уже перешел все границы королевского терпения, но необходимость учить своему нелегкому ремеслу сопливую девчонку наполняла его такой яростью, что он даже не пытался выбирать слова и притворяться, что здоровье монарха его сколько-нибудь волнует.

Астарот вздернул подбородок и до болезненного хруста сжал свои опухшие от артрита пальцы.

— Ты забываешься, Эдмунд! — прошипел он. — Я тебе эту власть дал, я ее и отниму, если через семь лет Юлиана не станет равной тебе в мастерстве! Думаешь то, что ты досконально знаешь анатомию каждого скелета в моем шкафу, дает тебе право так непочтительно говорить со мной?

Карминский чуть ли не до земли склонился в преувеличенно подобострастном поклоне.

— Простите меня, Ваше величество! Все время забываю о том, что я всего лишь ваш слуга! — ядовито повинился он. — Разумеется, я сегодня же со всей ответственностью кинусь выполнять ваш приказ, вот только сперва дайте мне свое высочайшее позволение учить эту девочку так, как я сочту нужным! Только в этом случае я смогу гарантировать вам, что моя наука принесет ей хоть какой-то прок!