Право на убийство - [3]

— Стоп, стоп, Яков Михайлович… О каких «умышленных легких» телесных повреждениях идет речь? Я ударил его только один раз, вступившись за женщину! Повреждать я его не умышлял, так просто — отодвинул, чтобы дорогу женщине не загораживал.

— К сожалению, эту женщину так и не удалось найти, и у нас имеются серьезные сомнения — а существовала ли она вообще, не является ли порождением ваших алкогольных фантазий… А одного вашего удара вполне хватило, чтобы раздробить человеку нос и причинить ему сотрясение мозга… Ведь вы когда-то были хорошим боксером!

— Почему когда-то?

Я скрестил руки на груди и пробуравил Перфильева ненавидящим взглядом. Так, чтобы он почувствовал и понял.

Легкий трепет прошелся по хилому телу следователя. Все в этой мизансцене вроде на его стороне, он должностное лицо при исполнении, я же — зек бесправный, и рядом, за дверью следственного кабинета, маячит пара верзил с дубинками, а за хилой спиной Перфильева возвышается вообще непобедимый и легендарный штат питерской милиции, которая кого угодно укоротит, скомандуй только; но все это — неподалеку, в принципе и потом; а вот прямо сейчас мы с глазу на глаз, и реально защитить его никто не успеет, если…

— И не только боксером, но и пловцом, биатлонистом… — выдержав паузу, говорю негромко.

— Вот-вот, идеальная кандидатура для киллера… — сглотнув слюну, все-таки берет себя в руки следователь. — Кстати, чем вы занимались, на что жили все эти годы? В вашей биографии столько белых пятен!

Началась раскрутка, и ключевое слово прозвучало. По всему, что Перфильев знает и предполагает, — мне сейчас «положено» почувствовать опасность и насторожиться. Вполне приемлемый вариант…

— Кроваво-красных тоже…

— Вы имеете в виду гибель жены и дочери?

— Не ваше дело, что я имею в виду…

— Не хамите, гражданин Семенов.

Несколько секунд мы молчали, вглядываясь друг другу в глаза.

Не всегда словами можно достойно ответить. Правда, и не всегда можно правильно понять, что сказано без слов. Но я старался, использовал профессиональные навыки, и Перфильев понял. Но дело есть дело, и он продолжил с несколько иною интонацией:

— С семьдесят пятого по семьдесят седьмой год вы служили в составе спецподразделения «Дельфин» на Черноморском флоте…

— Да. Я был боевым пловцом и горжусь этим. В Штатах их называют «тюленями», у нас — «морскими дьяволами»…

— Спецподразделение «Дельфин» создало в одна тысяча девятьсот семидесятом году Главное Разведывательное Управление…

— Ныне почившее в бозе.

— Ай, будто вы не знаете, что ничего так просто не исчезает… И из лап последнего вырваться совсем непросто. Говорят, по-хорошему оттуда не уходили вообще… — сообщил Перфильев и сделал паузу, выжидающе глядя на меня, — будто и в самом деле думал, что серьезный профессионал вот так возьмет и «расколется».

— А я туда приходил? Призвали, да и все. Будто не знаете, как все это у нас делалось.

— Я знаю другое: в спецподразделения шли на добровольных принципах. И навсегда оставались если не в них, то на смежных работах…

Что же здесь спорить? Я так и сказал:

— Многие из наших ребят связали свою жизнь с Ведомством… Многие, но не все. Я всегда был против насилия, да и вся эта дисциплина и субординация, все эти армейские навороты надоели… Короче, ушел на гражданку.

— Это не совсем так.

— Разве?

— Вы оставались на сверхсрочную службу в Казахстане. Воинская часть номер…

— Но вскоре демобилизовался. Добровольно.

— Мне это известно. До девяносто третьего года вы преподавали в Институте физической культуры имени Лесгафта, кроме того, насколько я знаю, так сказать, на общественных началах, но полагаю, что не бескорыстно, консультировали бойцов всевозможных спецподразделений МВД, КГБ и даже армии. В том числе и питерского «Грома»…

— Откуда у вас такая информация?

— Все тайное когда-нибудь становится явным… Но с девяносто третьего ваши следы вообще потерялись…

— Я ушел на творческие хлеба.

— Да бросьте вы, Кирилл Филиппович… (Наконец-то Перфильев назвал меня по имени-отчеству, а не «гражданин Семенов!»)… Конечно, мне известно о вашем увлечении живописью. Более того, я знаю, что как художник-эзотерист вы довольно популярны среди поклонников сюрреализма. Некоторые ваши произведения неплохо продавались. Но что такое сегодня сотня-другая долларов?

— К чему вы клоните?

— Чем еще вы занимались в этот период?

— Любил женщин, ловил рыбу, путешествовал. И не забывайте: у меня была семья, домашние хлопоты отнимали немало времени.

— Я посмотрю, как вы запоете сейчас… У нас есть данные, что вы работали на бандитов!

— Да ну?

— Вы натаскивали их в скоростной стрельбе, знакомили с азами диверсионно-террористической деятельности, вводили в мир различных восточных единоборств и так далее, одним словом, — обучали всему тому, что умеете досконально делать сами…

Здесь было положено сорваться, и я «сорвался».

— И сейчас я прямо здесь продемонстрирую один из своих коронных приемов, используя в качестве спарринг-партнера вас, милейший Яков Михайлович! Может, оторву уши, может — яйца, мне это запросто…

Перфильев юмора не понял, дернулся и быстро покосился в сторону громадного «вертухая», мирно расхаживающего по коридору за открытой дверью следственного кабинета. А затем заявил: