Право на репрессии: Внесудебные полномочия органов государственной безопасности (1918-1953) - [71]

Военная коллегия Верховного суда СССР (в составе Ульриха, Климина и Суслина) выслушала заявление Эйхе и приговорила его к расстрелу. Приговор был приведен в исполнение спустя два дня — 4 февраля 1940 г. В настоящее время Эйхе реабилитирован.

Следует отметить, что И. В. Сталину и некоторым членам Политбюро систематически направлялись протоколы допросов арестованных, по показаниям которых проходили работавшие еще члены и кандидаты в члены ЦК КПСС, секретари ЦК нацкомпартий, крайкомов и обкомов.

С разрешения партийных инстанций арестованных избивали и вымогали у них показания на других лиц. На основании этих показаний без какой-либо их проверки производили новые массовые аресты.

Человек 100-150 сгоняли в одну комнату, всех ставили лицом к стене и по нескольку дней не разрешали садиться и спать, до тех пор пока арестованные не давали показаний. В комнате устанавливали стол с письменными принадлежностями. Желающие давать показания писали сами, после чего им разрешалось спать.

Среди следователей шло соревнование, кто больше «расколет». Считалось позорным, если у следователя нет ни одного признания за день. На то, каким способом это достигается, закрывали глаза. Так, сотрудник Витебского городского отдела НКВД Коновалов вызывал арестованных и под предлогом сличения подписи арестованного с его подписью в паспорте отбирал у них подписи, сделанные на чистом листе бумаги, а затем вписывал туда показания, какие сам находил нужными.

Непосредственными участниками применения мер физического воздействия к арестованным стали и многие члены партии, не имеющие никакого отношения к работе органов НКВД. В период массовых операций, когда скопилось много арестованных, в ряде организаций НКВД, особенно в городских и районных аппаратах, одни оперативные сотрудники физически были не в состоянии заполнить даже только анкеты арестованных. Им на помощь привлекались работники вспомогательных аппаратов и по согласованию с партийными органами мобилизованы многие члены партии из других ведомств. Эти прикомандированные участвовали в незаконных арестах, дежурили у арестованных, поставленных в «стойку», а подчас и принимали участие в избиениях.

Отмечалось много примеров, когда сотрудники органов безопасности возмущались незаконностью таких действий, и тогда они сами попадали в тюрьму. Н. И. Ежов в своей последней речи на суде заявил, что им были арестованы 14 тысяч чекистов. Большинство из них были приговорены к расстрелу, причем эта мера наказания была предварительно согласована с И. В. Сталиным. Для согласования представлялся список фамилий без указания существа «имеющихся» материалов.

Нарушения законности, массовые аресты ни в чем не повинных людей, жестокие избиения, истязания и пытки арестованных происходили при прямом попустительстве Прокуратуры СССР. Более того, отмечаются многочисленные факты прямого участия самих прокурорских работников в грубейших извращениях основ социалистической законности. Прокурорского надзора за расследованием дел в органах НКВД не существовало. Роль прокурора в надзоре за следствием сводилась к утверждению обвинительных заключений и направлению дел в суд.

Установлены многочисленные факты, когда бывший заместитель Прокурора СССР Рогинский при утверждении обвинительных заключений по делам, направляемым на рассмотрение Военной коллегии Верховного суда СССР, даже тогда, когда обвиняемому не предъявлялось обвинение по статье 58-8 Уголовного кодекса (террористический акт), произвольно вписывал эту статью, сознательно создавая этим «юридическую основу» для применения Постановления ЦИК СССР от 1 декабря 1934 г., по которому было установлено упрощенное судебное производство и немедленное исполнение приговора.

Нарушения законности в прокурорском надзоре имели место не только в Центре, но и на местах. Некоторые прокурорские работники не только не делали попыток пресечь беззакония, творившиеся в органах НКВД, но и сами толкали чекистов на произвол. Так, бывший помощник Главного военного прокурора Калугин, находясь в 1938 г. в Дальневосточном крае, учил работников УНКВД, как надо допрашивать, заявляя: «Вы не умеете допрашивать, вы его допросите по- московски, оденьте ему наручники, дайте ему хорошенько, и он вам даст дюжину заговорщиков»293. Упрощенное ведение следствия, санкционированное законом от 1 декабря 1934 г., исключало возможность какой-либо проверки показаний.

Массовые нарушения советской законности завершались системой осуждения арестованных «тройками», Комиссией НКВД и Прокурора СССР, Особым совещанием при НКВД СССР.

Подавляющее большинство арестованных осуждались существовавшими до ноября 1938 г. «тройками» УНКВД— НКВД.

«Тройке» и Комиссии НКВД предоставлялось право определять любую меру наказания вплоть до расстрела. Собственно говоря, эти два органа создавались специально для применения в самых широких масштабах расстрелов арестованных.

«Тройки» и Комиссия были удобны для фальсификаторов дел тем, что они рассматривали дела списком. Арестованных и свидетелей не вызывали, доказательства, собранные следователями, не проверяли. Что касается деятельности Особого совещания, то можно утверждать, что оно дополняло систему внесудебной расправы, и отличались от «троек» «двойки» лишь тем, что были постоянно действующим органом. Внесудебные полномочия МГБ. В связи с реорганизацией Народного комиссариата внутренних дел Союза ССР 8 апреля 1941 г. приказывалось прием и рассмотрение заявлений о снятии судимости с лиц, осужденных бывшей Коллегией ОГПУ, Особым совещанием при НКВД и «тройками» ОГПУ—НКВД, возложить в республиканских, краевых и областных центрах на 1-е спецотделы НКВД—УНКВД, а в районах — на городские и районные отделы (отделения) НКВД