Правило крысолова - [16]

Я, осторожно ступая, выхожу в коридор. Тишина. Чтобы не обмирать от страха с каждым шагом, решаю осмотреть квартиру бегом. Проскакивая по коридору из спальни в кухню, замечаю по выключателю, что в ванной включен свет. Прислушиваюсь, прижавшись ухом к двери. Я даже берусь за ручку, но в другой спальне слышен шум и отдаленный грохот. Иду туда. Инспектор Ладушкин, входя через балкон в комнату, задел цветочный ящик. Ящик упал, вывалив наконец из себя всю засохшую землю.

– В ванной горит свет! – тут же докладываю я шепотом. – В остальных комнатах – пусто!

После моих слов инспектор с напряженным лицом шарит у себя сзади, словно почесывает поясницу, и вдруг выдергивает пистолет.

– Оставайся здесь, – приказывает он, отстраняет меня рукой и уходит.

Со своего балкона кричит соседка.

– Что там было в посылке? – спрашивает она, с удивлением разглядывая сухую землю.

– А… В посылке?… Яблоки.

– Яблоки. А то инспектор меня спрашивал, что там могло быть. И очень похоже эту самую посылку описал, как будто видел своими глазами.

Лихорадочно соображая, кто теоретически мог прислать в посылке яблоки, я вдруг замечаю, как в земле что-то блеснуло. Наклонившись, вижу, что это ключ на крошечной бирке.

– Ты уж извини, – продолжает соседка, – я могу сама убрать, только через балкон не полезу. Откроешь дверь?

– Убрать?

– Сама видишь. – Она кивает на кучу у моих ног, пока я прячу ключ в кулаке. – Ничего с ним не поделать. Он по этому барьеру иногда уходит за восьмой подъезд. Ханна не ругалась. Говорила, пусть себе ходит, я ей предложила посадить ноготки, она только отшучивалась.

– Кто ходит? – Покосившись, я убеждаюсь, что инспектора в комнате все еще нет, и быстро прячу ключ в карман джинсов.

– Да мой кот, чтоб его разнесло!

Только теперь, присмотревшись, я поняла, что стойкий дух кошачьих экскрементов – это не запашок из квартиры соседки. Вся земля из цветочницы от души ими удобрена.

– Не волнуйтесь, я сама уберу.

– Да мне нетрудно, что ж поделаешь, если он такой гад. Это у Ханны на балконе еще ничего особенного не стоит. Представляешь, что он удобряет на других балконах! – Она кивает в балконную даль. В подтверждение ее слов на металлическую перекладину легко запрыгивает кот. Он идет по ней ко мне, задерживается, рассматривая безобразие на полу, принюхивается, брезгливо дергает хвостом и шествует с грацией канатоходца дальше. На соседнем балконе он не задерживается. И на следующем тоже. Я смотрю на его хвост, двигающийся в такт шагам, пока он не превращается в рыжее пятнышко, и вспоминаю о Ладушкине.

Инспектор стоит у дверей ванны, приказывая мне жестом молчать. Убедившись, что я застыла в отдалении, он продолжил отжимать стамеской замок двери. Я смотрю, как Ладушкин поддевает дверь снизу гвоздодером, осторожно тянет на себя, а гвоздодером тычет назад. Догадавшись, что вот и я пригодилась, беру гвоздодер и решаю воспользоваться им как средством нападения, если из ванной вдруг кто-нибудь выскочит.

Ладушкин, с трудом развернувший дверь и открывший проход в ванную, и я, замахнувшаяся гвоздодером, в первый момент ничего не понимает. Из пены, с одной стороны, торчит большая ступня, шевеля пальцами, а с другой что-то похожее на голову в шлеме. Ладушкин вытаскивает свой пистолет спереди из-за пояса, медленно упаковывает его в кобуру сзади (мне хорошо видно, как он не сразу в нее попадает, потому что рука слегка дрожит) и решительно приседает у ванны.

Мне не видно, что он делает, но тот, который лежит в пене, дергается, дрыгая ногами и заливая пол водой. Я потом поняла, что Ладушкин включил на полную громкость магнитофон, стоящий на коврике. От этого сержант в ванной со стереонаушниками на голове всполошился, снял наушники, уставился на нас со страшным изумлением, осмотрел то место, где раньше висела дверь, и так обалдел, что встал в полный рост, забыв прикрыться.

Ладушкин подал ему полотенце.

– Это японские стереонаушники, – заметила я, показывая пальцем на мокнущие на краю ванной наушники, – восемьдесят долларов, если не ошибаюсь. А это…

Я не успела рассказать все, что знаю про компактную «Сони» на полу.

– Инга Викторовна, выйдите и дайте сержанту одеться, – перебил меня Ладушкин.

– И во что, интересно, он будет одеваться? В кимоно моей тетушки или вот в эти семейные трусы дядюшки? Его одежда и нижнее белье разбросаны по кровати в спальне Ханны!

– Ну, знаешь! – попробовал возмутиться сержант, прикрывая кое-как полотенцем свои чресла. – Ты с представителями закона поуважительней! Я ведь могу и привлечь за насмехательство!

О чем они потом говорили, я не знаю, но сержант ушел не попрощавшись, Ладушкин кое-как приладил замок в ванной, а я за это время, оставленная без присмотра, медленно и тщательно собрала в цветочницу землю на балконе, всю ее перелопатив, но ничего интересного больше не обнаружила.

Наконец мы сидим на кухне, пьем чай и пытаемся разыграть что-то вроде допроса. Ладушкин стал обращаться ко мне на «вы».

– Вы знали, что у вашей тети было множество знакомых, которые ее посещали, проникая в квартиру в отсутствие мужа не совсем традиционным способом?

Я киваю.

– Тем самым круг подозреваемых очень расширяется. Очень!