Правило четырех - [99]

— Сколько на твоих?

Я протягиваю руку, чтобы он сам взглянул на циферблат.

За окном уже ночь. Джил берет ключницу, кладет в карман телефон.

— Отец говорил, что больше всего за годы учебы ему понравился бал в «Плюще».

Я вспоминаю, что рассказывал Полу о своих студенческих годах Ричард Кэрри. С чем он их сравнивал? С мечтой? С чудесным сном?

Джил подносит часы к уху и слушает с таким выражением на лице, словно в руке у него чудесная морская раковина с заключенным в ней волшебным шумом океана.

— Готов? — Он надевает браслет на запястье, защелкивает замок и еще раз оглядывает меня с головы до ног. — Неплохо. Думаю, ей понравится.

— С тобой все в порядке? — спрашиваю я.

Джил поправляет смокинг и кивает:

— Не уверен, что буду когда-нибудь рассказывать об этом вечере своим детям, но, в общем, я в корме.

Прежде чем запереть дверь, мы останавливаемся у порога. Свет выключен, и комнату заполнили тени. В окне видна луна, но у меня перед глазами возникает бредущий по кампусу в тонкой курточке Пол, одинокая фигурка на белом фоне.

Джил смотрит на часы:

— Идем, нам нельзя опаздывать.

Джил говорил о костюмированном бале. Так оно и есть. За несколько часов клуб совершенно преобразился, став центром всеобщего внимания на Проспект-авеню. Высокие бермы[51] снега, поднимающиеся вдоль окружающей «Плющ» кирпичной стены, делают ее похожей на крепостной вал, но дорожка, ведущая к главному входу, расчищена и даже посыпана черной галькой. Четыре передних пролета завешаны длинными полотнищами с изображением зеленой веточки плюща в обрамлении тонких золотых колонн.

Пока Джил ставит машину на отведенное ему место, члены клуба и немногие приглашенные подтягиваются к входу. Никто не торопится, но и не задерживается сверх необходимого. Последними прибывают старшекурсники, которых ожидает особо теплый прием.

В клубе уже полно людей. Тепло человеческих тел смешивается с запахом алкоголя и ароматами приготовленных блюд, в голосах слышится возбуждение, и разговоры то вспыхивают, то стихают. Появление Джила вызывает взрыв приветственных возгласов и аплодисменты. Все поворачиваются к двери, некоторые выкрикивают его имя, и я думаю, что, может быть, вечер получится все же именно таким, на который и надеялся Джил, похожим на тот, о котором так долго вспоминал его отец.

— Ну вот, — говорит он мне, стараясь не обращать внимания на затянувшиеся приветствия. — Как тебе?

Я оглядываю преобразившийся зал и внезапно понимаю, что все, чем занимался в последнее время Джил, все его встречи, разговоры, консультации с флористами, декораторами и поставщиками не были только предлогом, чтобы уйти из комнаты, когда что-то не складывалось. Здесь все изменилось. Прежняя мебель исчезла, а в углах главного холла появились угловые столики, застеленные темно-зелеными шелковыми скатертями и уставленные фарфоровыми блюдами с закусками и фруктами. Возле каждого такого стола, как и рядом с баром справа от нас, стоит официант в белых перчатках. Повсюду цветы, поражающие не ярким разноцветьем, а изысканным сочетанием белого и черного: лилии, орхидеи и что-то еще, название чего я не знаю. За колышущейся стеной смокингов и черных вечерних платьев почти не видны темно-коричневые дубовые стены.

— Сэр? — Появившийся словно ниоткуда официант в белом предлагает поднос с канапе и трюфелями: — Баранина. — Он указывает на первое блюдо: — И белый шоколад.

— Угощайся, — говорит Джил.

Я не заставляю просить дважды, тем более что все пропущенные обеды и больничные фантазии, в которых главную роль играли как раз кулинарные образы, вызывают прилив чувства голода. С другого подноса я, уже не дожидаясь приглашения, беру высокий бокал с шампанским, пузырьки которого сразу же поднимаются в голову, помогая избавиться от тревожных мыслей о Поле.

Из вестибюля столовой слышны звуки музыки. Там, где недавно стояли потертые стулья, теперь разместился квартет: пианино и ударные по углам, а между ними бас и электрогитара. Пока они играют что-то стандартное, но потом, если того пожелает Джил, будет звучать джаз.

— Сейчас вернусь, — говорит он и, оставив меня одного, идет вверх по лестнице.

Едва ли не на каждой ступеньке его останавливают, ему улыбаются, жмут руку, его хлопают по спине, даже обнимают. Дональд Морган осторожно дотрагивается до плеча Джила — искреннее поздравление того, кто будет королем уже с завтрашнего дня. Девушки младших курсов, успевшие опрокинуть не один бокал, смотрят на Джила затуманенными глазами — какая потеря и для клуба, и для них. Он — герой сегодняшнего вечера, одновременно хозяин и почетный гость. Куда бы он ни пошел, ему везде рады, его везде ждет теплый прием. Но сейчас — без Брукса, без Анны, без кого-то из нас — Джил кажется одиноким.

— Том!

Я поворачиваюсь, и воздух в зале наполняется вдруг тем ароматом, который предпочитали, должно быть, и мама Джила, и подружка Чарли, потому что на меня он производит как раз тот самый эффект. Если я когда-то воображал, что больше всего Кэти нравится мне с растрепанными волосами и не заправленной в джинсы рубашкой, то лишь потому, что был идиотом и не видел ее в черном вечернем платье, с замысловатой прической и… и…