Он тихо стоит в свете луны у стены храма, крепко прижимая к себе небольшой сверток. Сизалевая обертка чуть царапает кожу, но это ощущение ему сейчас даже приятно. Оно придает уверенности. В этом пораженном засухой городе он не променял бы свой пакет даже на воду. Земля у него под ногами потрескалась от зноя. Зеленого мира его детства больше не существует.
Убедившись, что немногочисленная охрана храма не заметила его присутствия, он поспешно пересекает центральную площадь, которая в прежние времена полнилась ремесленниками и мастерами татуировок. Теперь здесь обитают только нищие, а нищие, особенно когда голодны, могут представлять опасность. Но в этот вечер ему сопутствует удача. У восточного храма стоят только двое. Он встречал их раньше, и они знают, что он поделился бы с ними, если бы что-то имел. И все же, проходя мимо, он еще крепче прижимает сверток к себе.
На границе между площадью и погребами для хранения маиса поставлен часовой. Но это всего лишь юнец. На мгновение возникает искушение закопать сверток, чтобы вернуться за ним позже, но почва обратилась в пыль, а ветры без помех гуляют там, где когда-то росли деревья. В этом иссушенном городе ничего нельзя спрятать в землю надолго.
Он переводит дух и продолжает идти.
— Царственный и Священный господин, — окликает его мальчишка, — куда путь держишь?
У паренька усталые и голодные глаза, но в них при виде пакета вспыхивают искорки.
Мужчина отвечает правду:
— В свою молитвенную пещеру.
— Что несешь?
— Ладан для совершения обряда.
Он еще крепче сжимает пакет и безмолвно возносит молитву Ицамне.[1]
— Но ладана нигде нельзя достать уже много дней, Царственный и Священный господин. — В голосе стража слышится подозрение, словно он знает — сейчас все лгут, чтобы выжить. Как будто честность покинула мир вместе с дождями. — Покажи его мне.
— Ты прозорлив, воин. Это действительно не ладан, а подношение, дар нашему Властителю.
У него нет выбора, как только сослаться на Властителя, который приказал бы заживо вырвать ему из груди сердце, знай он, что в этом пакете.
— Покажи мне его, — повторяет юнец.
В конце концов мужчина вынужден подчиниться. Пальцы мальчишки грубо снимают обертку, но когда сизаль спадает, на лице стража отчетливо читается разочарование. А что же он надеялся увидеть? Маис? Какао? Но он вообще не понимает, что держит в руках. Как и большинство юношей в эти дни, он знает только то, чем можно утолить голод.
Быстро вернув обертку на место, мужчина устремляется прочь от охранника, не уставая благодарить богов за свое везение. Его маленькая пещера расположена на восточной окраине города, и, больше никем не замеченный, он проникает внутрь.
Весь пол пещеры устлан тряпками, заранее приготовленными для наступающего момента. Мужчина зажигает свечу, положив сверток подальше от капающего с нее воска, а потом тщательно протирает руки. Он опускается на колени и разворачивает сизалевую оболочку. Внутри лежит стопка страниц, изготовленных из коры фигового дерева и смазанных для прочности глазурованной пастой на основе известняка. Очень осторожно, но без видимых усилий мужчина, который готовился к этому деянию всю жизнь, разворачивает листы. Они были сложены пополам двадцать пять раз, и сейчас, развернутые полностью, эти чистые страницы занимают всю ширину пещеры.
Из-за очага он достает три небольших сосуда с красками. Соскребая сажу с чанов для приготовления пищи, он получил черные чернила, красные добыл, растирая ржавые окислы с поверхности камней, а обойдя окрестные поля и русла пересохших рек, обнаружил индиго и глину — материал для синих. Мужчина прокалывает кожу на своей руке и наблюдает, как алые капли из запястья падают в стоящие перед ним сосуды, освящая чернила его кровью.
И только потом он начинает писать.
