Правило четырех - [110]

Другое дело — Чарли. Он жил под тенью случившегося, и тень эта постоянно сгущалась. Везде и всюду ему мерещились неприятности, каждый поворот событий сулил недоброе. Джил называл его состояние комплексом преследования, но, по-моему, Чарли просто убедил себя, что мог бы спасти Пола. Так или иначе, его ждала расплата — если не в Принстоне, то в будущем. Чарли страшился не преследователя, а суда Божьего.

Единственным источником удовольствия в те последние дни была Кэти. Сначала, пока Чарли еще лежал в больнице, она приносила нам с Джилом еду. После уничтожившего «Плющ» пожара она объединилась с другими состоявшими в этом клубе второкурсницами, и девушки сообща покупали продукты и готовили себе обеды. Считая, что мы недоедаем, Кэти всегда рассчитывала и на нас. Позднее она стала вытаскивать меня на прогулки, утверждая, что солнце обладает целительной силой и способствует выздоровлению и что приходящие на рассвете космические лучи содержат частички лития. Она даже фотографировала нас, как будто находила в тех днях нечто особенное, достойное заключения в копилку памяти. Живший в Кэти фотограф был твердо убежден, что для решения проблем нужно лишь выбрать верную экспозицию.

С изъятием из ее жизни «Плюща» Кэти, казалось, стала еще ближе к тому, какой я хотел ее видеть. Она всегда пребывала в приподнятом настроении и прекрасно выглядела. Вечером накануне выпуска Кэти пригласила меня после кино к себе в общежитие под тем предлогом, что мне нужно попрощаться с ее подругами. Я знал, что у нее на уме другое, и тем не менее отказался. В комнате было слишком много фотографий — родных, старых друзей, собачки у кровати в ее нью-гемпширском доме, — и последняя ночь в окружении всех этих символов постоянства и определенности только напомнила бы мне о том, сколь неопределенна и неустойчива моя собственная жизнь.

Следствие по делу о трагедии в «Плюще» двигалось неспешно, но за день до актового дня, словно в ознаменование завершения учебного года, местные власти объявили Ричарда Кэрри «виновным в пожаре, жертвами которого стали два человека». В подтверждение этого вывода следствие указывало на два фрагмента человеческой челюсти, совпавших со снимками из медицинской карты Кэрри. Все остальное уничтожил взрыв газа.

Тем не менее дело не было закрыто, и ничего определенного не было сказано в отношении Пола. Через три дня после взрыва следователь в разговоре с Джилом доверительно поведал, что полиция не теряет надежды найти Пола живым: немногие обнаруженные на пепелище останки указывали только на Кэрри. Последовавшие за этим дни прошли в ожидании Пола. Когда он так и не появился — не вышел из леса, не вернулся к знакомому месту, лишившись на время памяти и не узнавая себя самого, — следователи поняли, что хранить молчание все же лучше, чем поддерживать в нас ничем не обоснованную надежду.

День вручения дипломов выдался теплым, тихим, по-настоящему весенним, как будто ненастный пасхальный уик-энд с его метелью был не более чем сном. Сидя во дворе Нассау-Холла в окружении облаченных в мантии и шапочки с кисточками товарищей и ожидая своей очереди, я любовался порхающей в воздухе бабочкой — неуместной эмблемой лета и беззаботности. Вверху, на башне, беззвучно звонил безъязыкий колокол, и я представлял, что это Пол дергает за веревки, отмечая наш праздник.

Призраки были повсюду. Женщины в вечерних платьях, словно перенесшиеся в небо прямо с костюмированного бала, танцевали подобно рождественским ангелам, возвещающим приход нового времени года. Голые «олимпийцы» мелькали тут и там, нисколько не стесняясь своей наготы, похожие на снежинки из минувшей зимы. Обращавшийся к нам с приветственным словом профессор отпустил шутку на латыни, и я, не поняв ее, вдруг представил, что перед нами выступает Тафт, за его спиной стоит Франческо Колонна, а за ними целый хор древних философов, повторяющих торжественные слова рефрена.

После церемонии мы втроем в последний раз возвратились в общежитие. Чарли собирался в Филадельфию, чтобы поработать до осени на «скорой помощи». После долгих размышлений и колебаний он сделал выбор в пользу Пенсильванского университета, объяснив свое решение желанием быть поближе к дому. Джил собирал вещи с удивившей меня поспешностью. Отвечая на мой вопрос, он признался, что уже вечером улетает из Нью-Йорка в Европу с намерением провести некоторое время в Италии.

После его ухода мы с Чарли забрали поступившую за день почту. В ящике оказалось четыре одинаковых маленьких конверта с регистрационными карточками каждого из нас. Я взял свой и сунул в карман конверт на имя Пола, с опозданием осознав, что его до сих пор не вычеркнули из списков. Раздумывая над тем, не лежит ли где-нибудь и его диплом, я взглянул на последний конверт, адресованный Джилу, и увидел, что его имя вычеркнуто, а вместо него рукой самого Джила вписано мое. Внутри лежала записка с адресом какого-то отеля в Италии.

«Дорогой Том, оставляю тебе картонку Пола. Передай Чарли мои извинения за то, что уезжаю в такой спешке. Знаю, вы поймете. Будешь в Италии, пожалуйста, позвони.