Правильный пацан - [6]

– Сыколькы вырэмены, э?

– Что-что?

Застигнутый врасплох парнишка попытался улыбнуться, отчего лицо его приобрело плаксивое выражение. Он спешил в расположенный рядом магазин «Meet the Records», где намеревался приобрести парочку раритетных дисков Джона Леннона. Он знал все сольные записи битла наперечет, а вот как вести себя с вконец обнаглевшими чужаками, не имел ни малейшего представления. На картинках в букваре, с которых для него начиналась родина, не было ни чеченцев, ни арабов, ни одного.

– Я сыпрашиваю тэбя, сыколькы вырэмены, – повторил Кабир, после чего сплюнул чуть левее кроссовки собеседника и глумливо поинтересовался: – Русскы аны знаыш савысэм?

– А, понял, – обрадовался юный битломан, – вас время интересует? Сейчас двадцать минут шестого.

– Коран читал? – поинтересовался Кабир, вместо того чтобы поблагодарить парнишку и отпустить его с богом.

Тот покосился на пергаментную руку, продолжавшую держать его за локоть, и сделал новую попытку улыбнуться, на этот раз более удачную:

– Немножко. Но я знаю, например, что ваш Иса и наш Иисус – это одно и то же.

– Ничего ты не знаешь, безмозглый гяур. – Кабир все же плюнул на кроссовку парнишки и попал. – Третья сура гласит: «Неверных надо убивать, а все их достояние, жилище и земля переходят к убийцам, даже если нога последних никогда не ступала на эту землю». Понял, ослиная твоя башка?

Все это было произнесено с чудовищным акцентом, плохо поддающимся осмыслению, так что перепуганному парнишке осталось лишь кивнуть наугад:

– Понял. Я пойду, ладно? Меня ждут.

Для убедительности он показал пальцем на вход в музыкальный магазин с фанерным Ленноном у порога.

– Цх! – Отпустив юнца, трясущегося, как овечий курдюк, Кабир зашагал прочь.

До отхода поезда оставалось почти два часа, но без толку шляться по городу он не собирался, нечего ему было тут больше делать. Бензиновая гарь, толпы людей, бесстыдно оголившиеся шлюхи, которых на виду у всех пальцем не тронь. Нет, Москва Кабиру не нравилась, ему здесь было, как волку в клетке. Он спешил туда, где жизнь имела специфический запах крови, оружейной смазки и пороха, а не духов с лосьонами.

Поручение Хаттаба оказалось проще простого. Прапорщик с дурацкой фамилией Бородуля документы Кабиру отдал, деньги от него получил, а в придачу к ним – бутылку отравленного коньяка, который уже, наверное, успел вылакать. Подвигом это, конечно, не являлось, но все же Кабир сделал полезное дело, которое ему на том свете обязательно зачтется. Не зря ведь пророк сказал: «Всех, кто не идет путем Аллаха, надо убивать, как собак, пока не останется никакой другой религии, кроме ислама». Насчет способов убийства неверных Магомет ничего определенного не говорил, и это оставляло для его фанатичных приверженцев самый богатый простор для фантазии.

Кабир, не имевший возможности использовать посреди Москвы гранату, избрал яд и надеялся, что продажный прапорщик не в одиночку отравился, а угостил дармовым коньяком еще хотя бы парочку русаков, что увеличивало заслуги Кабира перед Аллахом.

Русские собаки все одинаковы, привычно размышлял он, приближаясь к подземному переходу, за которым находилась нужная ему станция метро. Им лишь бы водкой по самые глаза залиться, а там хоть трава не расти. Что касается Кабира, то он суток не мог прожить без травы, поскольку, подобно своим предкам-хашишинам, предпочитал добрую затяжку дурманом – глотку любого, самого лучшего пойла. И теперь, лишенный возможности покурить гашиша, он нервничал все сильнее и сильнее, обильно потея от подмышек до ступней.

В трусах, которые Кабир менял не чаще трех раз в год, когда мылся, нестерпимо свербело и чесалось.

Эх, думал он, скорее бы сесть в свой поезд Москва—Нальчик, из тамбуров которого не успевает выветриваться душистый конопляный туман. Дело сделано, не грех и расслабиться.

Кабир машинально погладил барсетку, в которой хранились двенадцать страниц машинописного текста и собственноручно начерченный план хлебозавода. Какой-нибудь русский ишак скорее всего пометил бы на нем тайник стрелочкой, приписав сверху: «БАЫГАЛОВКА», но потомок арабских хашишинов был не настолько туп. Он обозначил боеголовку старательным изображением черепа со скрещенными под ним костями и полагал, что ему не страшны никакие проверки в пути.

В своей наивности Кабир порой был сродни пятилетнему ребенку. Дикарь с детским разумом и натурой самого жестокого, самого свирепого, самого кровожадного хищника в природе.

Мирные граждане инстинктивно сторонились, пропуская мимо себя небритого черноволосого мужчину, косолапо спускающегося по ступеням перехода. На ходу он совал то одну, то другую руку в карманы штанов, то ли почесывая что-то внутри, то ли нащупывая.

«Трихомоноз», – предположил прохожий с высшим медицинским образованием.

«Ствол», – уверенно заключил муровец и, поскольку его рабочий день закончился, пошел по своим делам дальше.

Патрульные милиционеры, как обычно, скрывались неведомо где, появляясь на людях ближе к ночи, когда приходит время безнаказанно обирать пьяных да убогих. Может быть, их служба была не столь опасна и трудна, как пелось в любимой ими песне, но зато она определенно была «на первый взгляд как будто не видна». На второй и третий, впрочем, тоже. Во всяком случае, среди бела дня в самом центре столицы.