– Ты, сука драная, не представляешь, с кем связался! – дыша густым водочным перегаром и брызгая слюнями, рычал Фока, двадцативосьмилетний чернявый амбал, с масляными глазами навыкате, один из боевиков бригады Комара, контролирующей г. Павловск Н-ской области. Фока крепко держал за воротник рубашки пожилого перепуганного мужичка-работягу – владельца старенького замызганного «москвичонка». Рядом, ухмыляясь, стояли Алмаз, Чапа и Камбала – накачанные парни лет двадцати пяти с золотыми цепями на бычьих шеях. Все трое пребывали в различной (но не ниже средней) степени опьянения и радовались нежданному развлечению, сулящему, помимо прочего, вполне ощутимую прибыль. Несколько минут назад их «Мерседес», обгоняя злополучный «Москвич», по вине пять дней не просыхающего Фоки слегка помял себе крыло. Как известно, «у сильного всегда бессильный виноват», и теперь работягу грузили по полной программе.
– Ты, блин горелый, пожалеешь, что на свет родился! – продолжал бандит, периодически с силой встряхивая свою жертву.
Голова бедолаги моталась из стороны в сторону, словно у тряпичной куклы. На пепельно-сером лице проступали бисеринки пота.
– Будешь возмещать нам материальный и моральный ущерб. Чо-о?! Денег нету?! А меня не е...т! Квартиру продашь, если, конечно, жить хочешь!
– И если сучек своих жалеешь, – гнусненько захихикал Алмаз, выудивший из кармана мужика паспорт, где в графе «дети» значилось: «Серегина Татьяна Михайловна 05.02.1970, Серегина Галина Михайловна 03.08.1978».
– Если не хочешь, чтобы мы каждой из них пару бутылок из-под шампанского в манду затолкали. Вот так-то, Серегин Михаил Владимирович! Гы-гы-гы!
– Сволочи! – прошептал Серегин. – Выродки! Как вас земля носит?!
– Ни х...я себе! – хором возмутились бандиты. – Хайло разевает, козел!!!
Кулак Алмаза врезался Михаилу Владимировичу в ухо.
– Нужно хорошенько отметелить пидораса! – предложил Фока, с размаху пнув носком ботинка упавшее на дорогу тело. – Поучить уму-разуму, а потом...
Внезапно он подавился фразой, дернулся и рухнул ничком на асфальт, получив жесткий удар ребром ладони сзади по шее. Увлеченные процессом «гружения лоха» боевики Комара не заметили, как к ним бесшумно приблизился высокий, мускулистый, хотя и заметно обрюзгший мужчина лет тридцати пяти в черных джинсах и черной рубахе навыпуск. Минуту назад выпрыгнувший из синей «девятки», резко затормозившей у обочины. Его массивная фигура странным образом не вязалась с мягкими, кошачьими движениями, а веселая улыбка на губах – с мрачным, тяжелым взглядом. В коротко подстриженных темно-русых волосах то там, то здесь виднелась ранняя седина.
– Блатуете, щенки, – ровным голосом констатировал он. – Ну-ну...
– Мамочки родные, – пробормотал Камбала, пятясь назад. – Да ведь это Парамонов! Принесла нелегкая!
– Какого хрена лезешь в чужие дела?! Давно п...лей не получал?! – взбеленился Алмаз, четыре года прозанимавшийся карате и потому чрезвычайно самоуверенный, особенно в подпитии. Тот, кого назвали Парамоновым, лишь насмешливо фыркнул в ответ, приведя хмельного «супермена» в неистовую ярость. Игнорируя предостерегающий окрик Камбалы, Алмаз выбросил вперед ногу, метя нахалу в печень, однако удар не достиг цели, а сам бандит, взвизгнув, скрючился на земле, держась обеими руками за мошонку[1].
Чапа от изумления остолбенел, и в следующую секунду сильный удар основанием ладони снизу вверх в нос привел его в бесчувственное состояние. Камбала, успевший отбежать на приличное расстояние, экзекуции не подвергся...
* * *
– У-у-у-у! – плаксиво скулил Алмаз, съежившийся на заднем сиденье «Мерседеса» и страдающий от жестокой боли в паху. – Яйца отбил, га-а-ад! Из-под земли достану падлу! Замочу в натуре!
– Скорее он тебя, – не оборачиваясь, бросил сидевший за рулем Камбала. – Лучше не трепыхайся. Авось до пенсии доживешь!
– Почему? – глухо спросил Чапа, тщетно пытающийся унять хлещущую из переломанного носа кровь. – Ты знаешь его? Кто это такой?
– Олег Парамонов. Погоняла – Смертник.
– Смертник! – нехотя пояснил Камбала. – В совершенстве владеет приемами рукопашного боя, холодным и огнестрельным оружием. Когда-то давно воевал в Афганистане. В спецназе. После перестройки работал в бригаде Клима. Год назад отошел...
– Чем занимается? – с трудом ворочая языком, выдавил Фока.
– Точно не знаю, – пожал плечами Камбала. – Вроде художник, картины рисует...
– ...Завалю! – взвыл Алмаз. – Яйца, твою мать, прям отваливаются! И-и-и!
– Остынь, не дергайся! – посоветовал Чапа. – Радуйся, что вообще жив остался! Я слыхал о Парамонове, только, к сожалению, в лицо не знал. И-эх! Нос в лепешку! Ну да ладно, заживет.
– Вы, наверное, пацаны, белены объелись? – возмутился мало-мальски очухавшийся Фока. – За нами мощная бригада! А этот ваш художник... Тьфу! Один в поле не воин! Наставим ствол, вывезем в лес... Быстренько штанишки обкакает! Уж тогда оторвемся, проучим как положено!
– Хорош базарить! – оборвал приятеля Камбала. – Ствол наставим! Ишь, Рембо выискался! Думаешь, смертник волыны[2] испугается?! Держи карман шире! Парамонов потенциальный самоубийца. Жить не хочет, но покончить с собой не может! Не из страха, а потому что православный. Церковь запрещает самоубийство. Вот он и сдерживается, не пускает себе пулю в лобешник, хотя очень хочет. Наставишь ты ствол, а он тебя мигом на запчасти разберет.
