Правильное дыхание - [8]

Шрифт
Интервал

* * *

Поздний вечер, те же слушатели, девочкина девочка дремлет, привалившись к ней на одном диване, мама с Маней оккупировали соседний. Откуда–то то и дело доносится вжиканье — это папа пытается починить моторную лодку в гараже — без мамы у него выходит слабо, в чем он упорно не желает никому признаваться. Мама гордо вручает дочке общую тетрадь старого образца.

— Вот, не читаешь по–русски нифига, читай хоть, что мама писала твоем возрасте — примерно. Тут, сначала.

Дочка читает:

07.02.1989

«У меня нет времени вести дневники, но, с другой стороны, не хотелось бы в будущем уподобляться М. Прусту и полжизни убивать на то, чтобы припоминать первую половину — поэтому придется записывать по свежим следам. Тем более что повод есть — влюбилась, это вам не печенюшки в чае.

Наступит ли время, когда печенюшки в чае будут казаться мне важнее всего? Да я скорее помру, подавившись этой чертовой печенюшкой. (Есть мне что ли хочется?)

Здесь нужна предыстория, но о ней мне писать противно, и потом ее я вряд ли забуду. Сейчас мне важно зафиксировать мелочи — чтобы вплоть до кто что когда сказал, такое быстро забывается, а потом его недостоверно заново выдумывают, и это всегда кажется притянутым за уши.

Пишу, что было.

Как я стою перед 21‑м кабинетом и обреченно перечитываю табличку. Зав. учебной частью. Сухарев, С. Н. Зав. учебной частью… Зав. уч…

А историчка, кстати, тоже: «Оля Таранич, подойди к завучу по учебной части». Завуч — это и есть «заведующий/-ая учебной частью», словосложение по типу «завхоз», «колхоз», а сама она какая–то левая получается — «завуч по воспитательной работе», это уже даже не масло масляное как «завуч по учебной части». Черт, надо записывать, а мне еще Лидии Дмитриевне сочинять. Свободно–литературная тема, что она там предлагает — письмо одного персонажа другому, ага.

Дорогая Танечка! Пишет тебе твоя непутевая сестра Оля!

Извини, что не в стихах, это только ты у нас такая талантливая, а меня грешную Бог обделил. Ну как там у вас в нашей первопрестольной, как сама, как детки? Как жизнь генеральская, все балы, небось? А у нас тут поди попляши, глухомань, и няньку хорошую не найдешь, чтоб хоть с детьми посидела, а вообще на такую зарплату, в смысле, жалованье, которое приносит этот объевшийся груш товарищ, и на кухарку не наскребешь, не то что на нянечку. Жизнь только в толстых журналах… Ох, Таня, развлекайся там за нас двоих, и пусть у деток первый английский получается из–за бонны, доберут французский, никуда не денутся, это я вон от здешнего бытья скоро совсем на одни матюги перейду, так хреново все, Танечка! Ну ладно, приставать вроде как стали поменьше — но это еще из–за единоборств, наверное, вон Лиза еще когда говорила, что не только отбиваться учимся, а еще и незаметно что–то такое в осанке проявляется, а они гады чуют инстинктивно исходящую угрозу, и держатся на расстоянии.

Бабушка так себе. «Под старость жизнь такая гадость» — то и дело повторяет, нам с тобой известно, за кем, но пока держится. Вот только пенсию сократили, да и покупать на нее особо нечего, это нехорошо, будем думать. Ну, хоть за тренировки теперь платить не надо.

С учителями все та же бодяга, но вот как раз сегодня приключилась несколько выбивающаяся из ряда история, сейчас расскажу все по порядку.

Как ты знаешь, Танечка, докатилась твоя сестрица со своим аморальным поведением практически до цугундера, то есть в нашем случае до ПТУ. Идея моего полного устранения исходила, как всегда, от исторички с примкнувшей к ней физикой, и где–то к третьей четверти обе перешли от пространных пожеланий и мечтаний к конкретике, подняв вопрос на педсовете. В связи с чем и посылает меня сегодня Любовриса к завучу, мол, нашим доброжелательным советам по переселению после восьмого класса в ПТУ ты не внимаешь, ну так придется ему тебя обрабатывать — ради чего я тебе даже разрешаю пожертвовать моим несравненным уроком истории… Это я красиво перефразировала, ты не думай, Танечка, что она так изъясняется.

И пошла я на заклание, по дороге припоминая, с кем придется иметь дело — чтоб наметить хоть какую–нибудь стратегию. Хотя какие там стратегии, так все тошно уже и надоело, что заранее, ну, не то чтобы руки опускаешь, такого удовольствия я им не доставлю — пардон за клише, все равно не последнее, так что заранее приношу извинения за остальные».

— Всё.

— Как это все? А дальше?

— Там пустые страницы, а потом уже совсем другое число.

— Дай сюда….Черт, была уверена, что дописала, а сама вообще ничего не написала, вот балда. Ну, правильно, как сейчас вспоминаю, обеспокоилась тогда, что то сочинение катится не в ту степь, начала по новой, а это отложила на потом, и большой привет.

— Как была зануда, так и осталась, — это Маня.

— Ничего, зато память пока не подводит. И так прекрасно все помню, как вчера — кстати, то замечание о клише пусть остается в силе. Ладно, вот сделайте мысленное усилие и представьте: все то же 07.02.1989, но на пару часов раньше -

***

Школьный коридор, перемена. Броуновское движение разнокалиберных детей быстро рассекает старшеклассница — волосы собраны в тугой пучок, коричневая форма старого образца без галстука, на плече сумка, на ногах стоптанные, но начищенные лодочки. Только очень внимательно приглядевшись к форме, можно заметить, что она умело перелицована и надставлена, чтобы элегантно вместить подросший размер.


Рекомендуем почитать
Синагога и улица

В сборник рассказов «Синагога и улица» Хаима Граде, одного из крупнейших прозаиков XX века, писавших на идише, входят четыре произведения о жизни еврейской общины Вильнюса в период между мировыми войнами. Рассказ «Деды и внуки» повествует о том, как Тора и ее изучение связывали разные поколения евреев и как под действием убыстряющегося времени эта связь постепенно истончалась. «Двор Лейбы-Лейзера» — рассказ о столкновении и борьбе в соседских, родственных и религиозных взаимоотношениях людей различных взглядов на Тору — как на запрет и как на благословение.


Невозвратимое мгновение

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Коробочка с синдуром

Без аннотации Рассказы молодого индийского прозаика переносят нас в глухие индийские селения, в их глинобитные хижины, где под каждой соломенной кровлей — свои заботы, радости и печали. Красочно и правдиво изображает автор жизнь и труд, народную мудрость и старинные обычаи индийских крестьян. О печальной истории юной танцовщицы Чамелии, о верной любви Кумарии и Пьярии, о старом деревенском силаче — хозяине Гульяры, о горестной жизни нищего певца Баркаса и о многих других судьбах рассказывает эта книга.


Это было в Южном Бантене

Без аннотации Предлагаемая вниманию читателей книга «Это было в Южном Бантене» выпущена в свет индонезийским министерством общественных работ и трудовых резервов. Она предназначена в основном для сельского населения и в доходчивой форме разъясняет необходимость взаимопомощи и совместных усилий в борьбе против дарульисламовских банд и в строительстве мирной жизни. Действие книги происходит в одном из районов Западной Явы, где до сих пор бесчинствуют дарульисламовцы — совершают налеты на деревни, поджигают дома, грабят и убивают мирных жителей.


Женщина - половинка мужчины

Повесть известного китайского писателя Чжан Сяньляна «Женщина — половинка мужчины» — не только откровенный разговор о самых интимных сторонах человеческой жизни, но и свидетельство человека, тонкой, поэтически одаренной личности, лучшие свои годы проведшего в лагерях.


Настоящие сказки братьев Гримм. Полное собрание

Меня мачеха убила, Мой отец меня же съел. Моя милая сестричка Мои косточки собрала, Во платочек их связала И под деревцем сложила. Чивик, чивик! Что я за славная птичка! (Сказка о заколдованном дереве. Якоб и Вильгельм Гримм) Впервые в России: полное собрание сказок, собранных братьями Гримм в неадаптированном варианте для взрослых! Многие известные сказки в оригинале заканчиваются вовсе не счастливо. Дело в том, что в братья Гримм писали свои произведения для взрослых, поэтому сюжеты неадаптированных версий «Золушки», «Белоснежки» и многих других добрых детских сказок легко могли бы лечь в основу сценария современного фильма ужасов. Сестры Золушки обрезают себе часть ступни, чтобы влезть в хрустальную туфельку, принц из сказки про Рапунцель выкалывает себе ветками глаза, а «добрые» родители Гензеля и Гретель отрубают своим детям руки и ноги.