Правильное дыхание - [17]

— Выгнала, небось, из класса?

— Выгнала. И до конца года, говорит, можешь, вообще не появляться. А в будущем году тебя здесь не будет, это я тебе гарантирую, несмотря на все твои Олимпиады. Или ты в этой школе остаешься, или я. И пошла я домой в твердой уверенности, что все, придется таки искать училище попристойнее. Вот тот же кулинарный техникум, например, чем плохо? Нафиг действительно эту школу с высшим образованием, ничего меня тут по сути не держит, а заниматься и сама смогу, зато чем хочу. Разве что перед завучем теперь неудобно — а с другой стороны, всего одной медалисткой меньше, не велика потеря. И потом опять же — пока я ученица, ничего мне с ним точно не светит, а вот выучусь быстренько в своем кулинарном техникуме, встретимся мы с ним как–нибудь случайно на улице, зазову его домой, накормлю каким–нибудь фуа–гра с профитролями, и все — он мой навеки. Бросит жену и детей — тем более дома его все равно не кормят, судя по внешнему виду, что это тогда за дом такой?

— А была жена с детями?

— Я предполагала, что была, так как С. Н. казался очень правильным человеком, из тех, у которых все в жизни по списку — таким к определенному возрасту положен комплект из жены с ребенком. Мне, конечно, неприятно было с ними вот так расправляться, но кулинарный техникум настраивал на соответствующий лад. Так что муки совести решила отложить на потом, а пока утешалась идиллическими картинами обедов типа «шестнадцатая перемена блюд». Вот только непонятно было, откуда брать еду — видимо, пришлось бы тащить из ресторана, в который устроюсь работать. Воровать, конечно, нехорошо, но у нас же все общее — значит, бери не хочу. Ах да, кстати, и в завуче у меня будет большая потребность, чем у не кормящей его жены — так что опять же имею право. В общем, в итоге пришла в легкий ужас от обилия коммунистических перспектив — (в сторону) Так ты ее спускаешь уже на воду? Этот мотор с утра фурычил чисто как газонокосилка — но раз ты в жилете… — машет рукой, опять поворачивается к дочке, но тут же встает. — Нет, пошли, он с ней без нас сотворит что–нибудь нехорошее, как пить дать.

* * *

— На чем остановились–то? Я прямо как дядюшка Римус уже какой–то. Ах, да, записала себя, значится, мысленно уже в кулинарное училище, на историю ходить перестала, остальные предметы, правда, не забросила, тянула по инерции. Ну и руководствуясь светлыми принципами магического реализма: пока напрямую никуда не гонят, будем делать вид, что все как всегда, а там уж, как пойдет. И принципы не подвели: Любовриска, оказывается, еще в тот же день поскакала с телегой аж к директорше, а та ей: Любовь Борисовна, у меня для вас такая новость, прямо не знаю, для школы это, конечно, трагедия, но не можем же мы вас удерживать, в общем, тут говорили со мной из РОНО, очень просят вас прямо с июня на место заведующей какого–то там отдела кислых щей с двойным окладом… Двойной оклад плюс отсутствие школьников — против такого даже Любоврискины принципы были бессильны.

— И получилось, как она хотела — в школе осталась только одна от вам.

— Именно так, кроме отвама. До конца года все дружно делали вид, что ничего не происходит, а в мае вызвала меня как–то наша третья историчка — молоденькая, забыла уже, как ее звали, и сказала, что ей придется опросить меня по всему учебному материалу за последнюю четверть, чтобы проставить четвертную и годовую оценки. Ты, говорит, поготовься недельку… Поготовилась, сдала, а потом она же мне и рассказала про Любовриску, так что стало совсем понятно, откуда подул ветер. — Вот, говорит, буду я у вас, видимо, вести в следующем году историю, — и вздыхает. — А вы, небось буйные, я старшие классы вообще боюсь брать, знаю я вас. — Ой, да, — говорю, — наш класс бывает иногда неуправляемым, что есть, то есть, но вы не бойтесь, привыкнете… когда–нибудь, к тому же по сравнению с ашками мы еще ничего, учительский стол не взрывали, только мусорную корзину и то еще в первой четверти, клей тоже почти никто не нюхает, качки спят себе тихо, металлисты цепями не сильно брякать стараются… — в общем, подтолкнула ее слегка в правильном направлении, в смутной надежде на более существенные перемены в расписании. И таки да, трам–пам–пам, сработало: в 9‑м классной у нас стала англичанка Елена Васильевна — прекрасно, — а историю взял завуч — еще прекраснее. О, и даже школьную форму мерзкую синюю отменили у старшеклассников! И зажила я еще лучше и веселее и так и прожила себе спокойно всю оставшуюся школу, а потом вышла замуж, стала жить–поживать и добра наживать, конец, а кто слушал…

— Ольга, ты бы хоть ребенка постыдилась.

— Ну вот я именно из–за ребенка и притормаживаю.

— Какой я вам ребенок?!

— Да, Оль, у нее вон и девушка уже есть, чему ты ее плохому в этой жизни уже научишь? Тем более тебя тогдашнюю она уже переросла.

— Ладно–ладно. Просто там еще один неприятный эпизод на подходе. Но это было уже в сентябре.

Задумалась, молчит.

Дочка:

— Что, такой сильно неприятный?

— Та… Нет, ерунда. Просто забывается постоянно, вот, пытаюсь восстановить контекстно, — оттягивает, — что у нас тогда было, 89-ый… Вообще отличный был год, за некоторыми исключениями, столько всего происходило, видимо, поэтому всякая фигня забывалась легче… — совсем уходит в воспоминания — да… помню, на Войновича ходили в Дом Медика, с Дуськой там еще встретились, из лагеря, не важно, на других… зубров… за журналами–газетами гонялись, по телевизору чего только не смотрели… заседания депутатов, «Взгляд», «До и после полуночи», митинги на Пушкинской, а вот Лужники, собирались тогда в Лужниках уже?..