Правила счастья кота Гомера. Трогательные приключения слепого кота и его хозяйки - [39]

Квартира сдавалась без мебели. Я обставляла ее почти с нуля, благо даже перевозить мне было особо нечего. Одежда, книги, маленькая коробка сиди, пылящихся тут и там, — я давно уже вышла из того возраста, когда музыку хочется врубить себе на радость, а родителям на гадость. Подбирать собственную мебель оказалось ни с чем не сравнимым удовольствием.

Как и в случае с квартирой, я в первую очередь думала о кошках. Они, конечно, прилежно использовали свои когтеточки. Но поскольку Гомер норовил не столько запрыгивать на высокую мебель, сколько вскарабкиваться на нее, коготки его неминуемо оставляли бы следы на обивке. Так что о кожаном диване не могло быть и речи, на нем оставалось бы слишком много зацепок, залатать которые было ничем нельзя. Отпал и матерчатый диван, обитый легкой тканью: он был столь же красив, сколь и непрактичен. В конце концов я остановилась на мягком уголке, обитом красным бархатом. С одной стороны, это был, как говорят французы, немного risqué с намеком на «интим». (Молодые люди, которых я собиралась заманить в гости, должны были это оценить.) С другой стороны, материал оказался на удивление прочным и устойчивым к «царапкам».

Узнав, что меня так волнует «царапоустойчивость» мягкой мебели, один мой приятель посоветовал удалить Гомеру коготки. Но я даже и думать о таком не могла. Я вообще была противницей стрижки коготков, а уж о том, чтобы так поступить с Гомером, не могло быть и речи. Коготки для него были частью уверенности в себе. Может, он и лазил-то с таким спокойствием, потому что не видел, что может упасть. А может, понимал, что всегда пустит когти в дело и за что-нибудь зацепится. В этом он напоминал альпиниста, поднимавшегося в гору со страховкой.

— Я буду скучать по нему, — сказала мне мама, когда день переезда наконец настал. Глаза ее подозрительно поблескивали. — Я и впрямь влюбилась в этого глупышку…

— Эй! — с улыбкой одернула ее я. — Кого это ты называешь глупышкой?

— Да, да, — мрачно проворчал отец, — Кейси и Бренди в обиду его не дадут.

Я не удержалась поддеть его напоследок:

— Как вы думаете, может, они тоже предложат позаботиться о Гомере, если, не дай бог, со мной что-нибудь случится?

Сегодняшнее наше прощание разительно отличалось от моего переезда в кампус при колледже. Тогда я знала, что вернусь домой на каникулы и все будет временно и ненадолго. Сейчас же дела обстояли иначе: мы все понимали, что в качестве маминой и папиной дочки к родителям я больше не вернусь.

Кошки бесчинствовали в своих переносках, когда я грузила их в машину. Ничего хорошего в конце пути, по своему опыту, они не ожидали. Там их ждал либо ветеринар (что плохо), либо новое место жительства (что еще хуже).

— Сейчас все будет по-другому, — шепнула я. — Мы едем к себе домой. Вам там понравится, обещаю.

— Позвони, когда доберешься, — попросила меня мама, крепко обняв. — Мы, может, заедем завтра с утра — привезем пончиков или еще что-нибудь, чтобы тебе не думать о готовке, пока ты осваиваешься на новом месте.

— Отличная идея. — Я тоже обняла ее.

Последнее, что я услышала, захлопывая дверцу машины и отъезжая от дома, был тоскливый вой Кейси.

Глава 12. Любимые звуки

[17]

Всем дорогого певца привел в это время глашатай.

Муза его возлюбила, но злом и добром одарила:

Зренья лишила его, но дала ему сладкие песни.

ГОМЕР. Одиссея

По переезде на новое место у Гомера появилась масса неотложных дел. Их перечень растянулся бы на целую милю. Надо было усвоить план новой квартиры, и я решила, что он должен начать знакомство с домом со своего туалета, и, выпустив кошек из переносок, я первым делом усадила Гомера в его коробку. Примерно час он носился из комнаты в комнату, натыкаясь на стены, но после этого назубок усвоил план дома. А еще надо было обнаружить и освоить укромные местечки, а также идентифицировать всю новую мебель, вскарабкавшись на каждый предмет. После переезда квартира была завалена ящиками и коробками, и Гомер лично проверил каждую. В состоянии величайшего возбуждения он рвал и расшвыривал вокруг клочки оберточной бумаги, фантики от жвачек, пенопластовую крошку, которая разлеталась, как попкорн, тем самым вспенивая воздух, как вспенивает воду в реке стая пираний.

Гомеру нравилось залазить в ящики, а потом неожиданно выскакивать оттуда. Благодаря этим ящикам и сумкам в квартире появилась масса восхитительных укромных уголков, и кот еще никогда не достигал таких высот в игре в прятки. Он влетал внутрь, крышка закрывалась за ним, а потом, когда Скарлетт, Вашти или я проходила мимо, ничего не подозревая, он вдруг выскакивал оттуда как черт из табакерки. Я не знаю, ощущал ли он свою невидимость, прячась в коробке, и связывал ли ее с предыдущими провальными попытками подкрасться к нам незаметно средь бела дня. Но теперь эта игра приносила ему удовлетворение, какого он раньше не испытывал; кончилось тем, что я решила оставить в квартире несколько пустых коробок, не желая лишать его такого доступного источника радости.

Гомер завел себе правило встречать и приветствовать почтальона, молочника и всех, кто входил в нашу дверь: работников телефонной, телевизионной компаний и прочих. Скарлетт и Вашти при этом прятались. Скарлетт — потому что не любила знакомиться с новыми людьми. Вашти, которая ничего не имела против посетителей, приходила в ужас от грохота, который они производили своими железными ящиками с инструментами, натыкаясь на мебель.