Правила счастья кота Гомера. Трогательные приключения слепого кота и его хозяйки - [18]

.

Кто как, а Мелисса опекала изгоев и чудаков, устроив у себя в доме что-то вроде артистического салона. Вероятно, потому, что Гомера можно было отнести и к тем и к другим, кого сторонились все «нормальные» люди, — все, кто с ним знакомился, тут же подпадали под его обаяние.

Но лично я так не считаю.

Одна моя приятельница как-то спросила, почему, на мой взгляд, на нас так действуют истории о животных, совершающих героические поступки. Взять, например, кошку, вынесшую котят из горящего дома. Или пса, что пересек пустыню в Ираке (а это миль пятьдесят), чтобы найти кормившего его солдата.

Вопрос застал меня врасплох, и ответила я уклончиво: мол, сама чувствую их обаяние. Но несколько дней спустя мне вдруг подумалось, что эти поступки почти материальное свидетельство объективного морального порядка. Иными словами, они воплощают в себе божественное начало. Они, как мне кажется, подтверждают: то, что нам дорого и трогает нас до слез — любовь, отвага, верность, альтруизм, — вовсе не абстракции, придуманные из ничего. То, что они не чужды и животным, показывает человеку, что все это часть бытия. Это вовсе не выдумки, которые просто передаются из поколения в поколение в виде сказок или мифов.

Слепота Гомера не одарила его сверхъестественными способностями. Она не сделала его проницательнее и не наделила умением видеть то, что скрыто в характерах других животных. Однако она открывала лучшее в тех, кто окружал его. Нашим друзьям было известно, что парочка, которая принесла Гомера в ветеринарную клинику, настаивала на его усыплении. Еще десяток других людей, не раздумывая, отказались приютить его. Такое положение вещей неминуемо разбивало всех, причастных к судьбе Гомера, на два лагеря: «мы» и «они». Быть одним из «нас» означало осознавать всю незаурядность Гомера, быть к нему добрее и не отвергать его, несмотря на его несходство с остальными. Это значило быть лучше и выше «них», отказавшихся от него.

Кошки по своей натуре — хищники-одиночки. Так по-научному зовется то, что может наблюдать каждый из нас. Они куда независимее собак, предпочитают со всем справляться самостоятельно и, в отличие от собак, любят оставаться наедине с собой.

На воле собаки собираются в стаи. Кошки же охотятся поодиночке или образуют нестабильные социальные группы, ориентированные больше на соблюдение территориальных границ друг друга, нежели на совместную добычу пищи.

Гомер всегда был «стайным». Инстинкт, куда более острый, чем у большинства кошек, подсказывал ему: безопасность зависит от размера стаи. А его стаей стали люди. Я была вожаком, и того, кого представляла Гомеру, он безоговорочно считал своим. Все до единого полагали, что именно этот котенок будет отличаться особым недоверием к чужакам. И все без исключения ошибались: Гомер относился к людям чрезвычайно благосклонно. Свое расположение он выражал тем, что забирался на колени к новому знакомому и принимался мурлыкать и тереться о него в знак дружбы.

Мне припомнилось, как однажды, когда я выпутывала перепуганного Гомера из паутины шерстяного платка, кто-то из моих приятелей подивился вслух несвойственному мне долготерпению. Замечание это заставило меня призадуматься. Впервые в жизни мое терпение отметили — потому, вероятно, впервые, что как раз терпением-то я и не отличалась. Не то чтобы я не была совсем уж нетерпеливой… Однако каждый раз это требовало от меня приложения осознанных усилий и уговоров вроде: «Всё в порядке… не торопись, потихонечку…» Так обычно люди уговаривают себя делать то, что не дается само собой.

Но с Гомером мне не приходилось напрягаться или переступать через себя. Все, что бы я ни делала, получалось словно бы само собой.

Со своей стороны, Гомер тоже особо не философствовал. Ему было известно лишь то, что он счастлив и любим. И с течением лет он будет делать вещи, которые продолжат удивлять меня все больше и больше.

Но самые невероятные события и вовсе совершались без его участия. Они случались просто потому, что он был рядом.

Глава 5. Еще один котенок в доме?

Всякий просящий защиты и странник является братом

Мужу, который хотя бы чуть-чуть прикоснулся к рассудку.

ГОМЕР. Одиссея

Пока Гомер носил швы и ошейник, от Скарлетт и Вашти его нужно было держать подальше. Маневр оказался не из простых. Требовалось выделить Гомеру достаточно времени и места для ознакомления с новым домом. Одновременно надо было нейтрализовать Скарлетт и Вашти, причем так, чтобы они не ощутили нехватку любви и внимания из-за появления нового котенка. В теории это выглядело легче, чем на практике. Когда дома была Мелисса, можно было оставить Гомера с ней при условии, что они закроются в ее спальне, а на оперативный простор выпустить Скарлетт и Вашти. Когда же Гомеру или Мелиссе, а то и обоим сразу, надоедало сидеть в заточении, я шикала на кошечек, загоняла их в свою спальню и выпускала на волю Гомера. Если ночь заставала Скарлетт и Вашти в моей спальне, я выпроваживала их под благовидным предлогом, а к себе забирала Гомера.

Поскольку эта процедура повторялась изо дня в день, я вскоре стала напоминать себе любвеобильного героя французского фарса, который только и занят тем, что открывает и закрывает разные двери, стремясь не допустить роковой встречи жены и потенциальной любовницы. Дошло до того, что при скрипе двери, ведущей в спальню, мне стали чудиться желчные взгляды Скарлетт и Вашти. «А мы всё знаем», — казалось, говорили они.