Правила счастья кота Гомера. Трогательные приключения слепого кота и его хозяйки - [17]

Положив две лапки на край дивана, он повторил еще раз: «И-и-и-и-у!» Теперь его вопль выражал неподдельное возмущение.

Мы с Мелиссой едва удержались от гомерического хохота, однако остались непреклонны. «Нет, говорю!» — повторила я еще раз.

Обратив к нам мордочку, Гомер посидел так еще с минуту. Он словно ждал, что вот-вот мы смилостивимся над ним. Но, не дождавшись, горестно вздохнул и поковылял к своей миске в другую комнату. Поступь его была нарочито неспешной, словно таким образом он сообщал нам: «Ну и не надо. Я и без вашей еды обойдусь».

* * *

Таков был первый дисциплинарный урок, который мы преподали Гомеру. А закрепить его следовало как можно быстрее. Ожидалось нашествие близких друзей, у которых появился такой прекрасный повод для визита, как знакомство с нашим котейкой. Гомер, если что-то и любил больше всего на свете, так это знакомиться с новыми людьми. Вот только эти самые люди позволяли ему все, на что он был горазд. Незаметно для себя Гомер оказался на попечении огромной семьи. «Нет заботливее на свете тех, кто этого хотят: теть и дядей в котсовете, что в ответе за котят». Для краткости мы с Мелиссой окрестили всю честную компанию «Советом семи нянек». Туда входили бесчисленные крестные, которых хлебом не корми — дай стянуть с тарелки кусочек тунца, индейки или хотя бы тефтельку и незаметно переправить ему. Кроме того, все члены этого союза считали своим долгом заваливать Гомера игрушками как из своего детства, так и специально приобретенными в кошачьих отделах окрестных зоомагазинов. Эти игрушки немилосердно гудели, жужжали и звякали колокольчиками на все лады. Словом, они влекли и манили своей способностью производить звуки. Все, и я в том числе, исходили из убеждения, что игрушки со звоночками и пищалками больше подходят слепому котенку, чем разноцветные перышки и финтифлюшки.

А вот церемония представления должна была проходить по строго установленной форме. Иначе Гомер вместо дружеского расположения выказывал настороженность. Поскольку усы у него попадали за дужку конуса, движения даже под самым носом Гомер не ощущал. Значит, его могла испугать рука, протянутая к нему из ниоткуда, если только она не принадлежала мне.

Посему для знакомства был разработан целый ритуал. Вначале я должна была взять нового человека за ладонь и провести наши руки под носом у Гомера. Он улавливал мой знакомый запах и понимал, что сопутствующий запах одобрен «мамой». Тогда котенок был готов дружить. Физический контакт был для Гомера источником неизбывной радости. В отличие от зрячих кошек, он был, если так можно выразиться, куда более тактилен. Просто обожал тереться носом, подлащиваться, чесаться спинкой и даже зарываться всем телом во что-нибудь мягкое и живое, лишь бы его ощущать.

А вот что приводило всех наших гостей в изумление, так это его способность отличать людей, с которыми он был хотя бы мимолетно знаком, от тех, с кем сталкивался впервые.

— Мы с ним виделись ровно пять минут, — удивился один мой приятель. Он попал к нам в дом во второй раз, и Гомер тут же подошел к нему и без предисловий забрался на колени. — Как он меня опознал, если даже ни разу не видел?!

— Он тебя вынюхал, — ответила я. — Кошки вообще опознают друг друга больше по запаху, чем по виду. Вот только у Гомера, говоря техническим языком, обоняние настроено лучше, чем у многих других.

Что поражало в Гомере не меньше непревзойденного нюха, так это его способность слышать то, чего другие (даже кошки) расслышать не могли. Помню, одна моя знакомая решила проверить широко известную теорию о том, что бездействие одного из органов чувств обостряет восприятие других ощущений. Она принялась беззвучно помахивать рукой метрах, наверное, в тридцати от Гомера, который мирно дремал у меня на коленях. Едва она повела рукой, как Гомер вскинул голову, навострил уши и нос и шея его повернулась туда, откуда шел звук. Пока в этом ничего необычного не было. Когда он бодрствовал, его уши и нос всегда работали. Даже могло показаться, что состояние покоя ему было просто неведомо. Но вот что поразительно: каким образом движение воздушных потоков от руки, что бесшумно ходила вверх-вниз, достигло ушей Гомера с силой, достаточной, чтобы его разбудить? Он тут же спрыгнул на пол и стал покачивать головой в такт движению руки. Затем вразвалочку пересек всю гостиную, выйдя точно на мою знакомую, поставил лапки ей на ноги и вытянул шею. Что это за звук? Опустите его пониже! Рассмеявшись, знакомая опустила руку, чтобы Гомер вспомнил запах, и с любовью почесала ему шейку. Он ответил довольным урчанием.

Незаметно для себя люди инстинктивно старались обращаться с Гомером поласковее. То чувство, которое возникло у меня в первый вечер наедине с Гомером: что, когда Гомер тебе доверяет, это что-нибудь да значит, — это чувство делает тебя другим. И, кажется, все мои знакомые испытывали то же самое.

В те времена Саут-Бич был населен людьми, по большей части перебравшимися сюда из других мест, оттуда, где они слыли «неудачниками» или личностями «со странностями» — словом, не такими, как все. Тут были и художники, и писатели, и травести. Встречались и такие умельцы, которые наряжались и гримировались так, что, скажем, левой половиной могли изображать женщину, а правой — мужчину. Этот номер имел неизменный успех у завсегдатаев ночных заведений. Вот почему в какой-то момент мы про себя стали называть Саут-Бич «Островом брошенных игрушек»