Правила игры в чудо: Растет ли в подмосковном лесу дерево желаний? - [15]

А план был такой. Сразу после покупок все отправлялись в женский монастырь. Потом съемка в местном историко-художественном музее. Богатейшем, кстати, в области — в нем собраны полотна Поленова и Левитана, европейских мастеров, ценнейшие предметы из частных коллекций…

— Только я не знаю, стоит ли брать вас в музей, — усомнился Дмитрий Викторович, заметив, как поскучнели Мила и Кирилл при упоминании о картинах. — Может, ограничитесь монастырем? А потом просто пройдетесь по городу — есть на что посмотреть. Ну, кто за монастырь и прогулку по Серпухову?

Из воздержавшихся была только Оля. Она не знала, пойти ли в музей или вместе с детьми и Иваном побродить по городу.

Глава 16 Я и говорю — чудо!

В монастыре Дмитрий Викторович с Ириной, прихватив Ивана и Ольгу, ушли снимать интервью с настоятельницей. А младших Рукавишниковых знакомила с обителью Настя, курносая девчонка в платочке, со множеством веснушек на светлом личике. Лицо было из тех, про которые говорят «солнышко ясное».

Настя начала издалека — от самого основания древнейшего на серпуховской земле монастыря. Тогда, в 1360 году, святитель Московский Алексий читал акафист Божией Матери и услышал от иконы Пресвятой Богородицы веление поставить монастырь ее имени в пределах града Серпухова.

— Тамо бо возлюбихо место на спасение многим душам человеческим, — с удовольствием нараспев выговорила Настя.

— Ух ты! Я бы ни за что такое не запомнил! Это старославянский, да? — восхитился Кирилл.

— С Божьей помощью все можно, — сказала Настя. — Ты слушай, не перебивай…

И послал святитель инока Варлаама отыскать место для монастыря. И, отправившись, в первой версте к юго-западу от Серпухова, среди дремучего соснового бора на правом берегу реки Нары, остановился Варлаам на ночлег. И в нощи услышал необыкновенный звон и гремение сосудов железных и медных.

— Это, наверное, колокола звонили? — догадалась Мила.

— Может, и колокола, — согласилась Настя. — Да только не обычные, а небесные — какие еще могли быть тогда в дремучем лесу?

Так вот, услышал Варлаам звон и решил, что именно здесь угодно Богу иметь монастырь. И известил об этом с радостью Алексия.

Алексий же, спустя немного времени, сам пришел в Серпухов и спервоначалу остался недоволен выбором Варлаама. Но, заночевав на указанном келейником месте, святитель тоже услышал звон и голос, повелевший ему: «Зде монастырь постави!»

Неспешно и обстоятельно Настя вела свою повесть и добралась наконец до года одна тысяча девятьсот девятнадцатого.

— Обитель наша была в расцвете. Люди находили здесь радость и вспомоществование. В богадельне бедняков бесплатно лечили, выдавали лекарства. Благодать кругом была несказанная. И с каждым днем становилось краше и краше.

Только настали тяжелые времена, и после революции случилась беда. В девятнадцатом году монастырь закрыли, сестер из их дома выгнали. И разместилась здесь «Школа красных военлетов», а потом военное училище. И стал называться наш монастырь авиагородком, а во Введенском соборе и Алексиевском приделе расположили склады. В Георгиевском храме — клуб с кинобудкой, в остальных корпусах — классы, казармы, мастерские, офицерские общежития, котельная…

— Круто! Авиагородок — это, конечно, не макаронная фабрика. Ты что, Настя, не знала? У вас тут, ну в Серпухове, в церкви Николы Белого, еще недавно макароны лепили. Нам Ира с телевидения рассказывала. А у вас — летчики. Покажи, где самолеты стояли!

Кирилл, слушавший вполуха, похоже, заинтересовался рассказом. До этого он оживился лишь однажды, когда речь зашла о временах татаро-монгольского ига.

Настя тогда рассказала, как в 1382 году татары ворвались в монастырь. Они крушили обитель, а потом татарский воин, взяв икону святого Иоанна, стал издеваться и пилить ее. И вдруг из доски показалась кровь. Татарин не остановился и назло перепилил икону еще в двух местах. Тогда доска вдруг чудесным образом соединилась. И татарин пришел в себя, и поразился, и обратился ко Христу.

Кирилл, конечно, сразу же захотел посмотреть чудесную икону и перепиленные места с запекшейся кровью, а вот теперь его заинтересовали самолеты.

— Не было здесь самолетов, Кирюша, не попустил Господь. А чудеса разные были и по сей день случаются.

— Ну-у, ты сказала — чудеса. Чудеса — они только раньше были, в прошлом. В древности. А теперь нет. Вот ты, Настя, хоть одно видела? Чтобы не кто-то другой тебе рассказал, а прямо с тобой чудо — такое случалось? Только без вранья, по-честному…

Кирюша уставился на Настю и ждал, что она скажет.

И Мила с Наташей уставились. Говоря откровенно, все трое в глубине души верили, что чудо с Настей случалось. Ведь она пусть и не монахиня, но все же девочка необыкновенная, в монастыре живет.

А Настя молчала. Казалось, она сомневается, стоит ли откровенничать, но все же решилась:

— Случалось! Вообще-то я не отсюда, не местная. Беженка я. Из Грозного я. Мы долго не уезжали, несмотря на войну. А два года назад взрывом убило бабушку и дедушку. И мы поехали к маминой двоюродной сестре Любе. Она живет в Подмоклове, это тут недалеко, ниже по Оке. И в поезде нас обокрали — забрали вещи, деньги, часть документов. Осталось только немного денег, их мама отдельно прятала, да паспорт. Конечно, тетя Люба нам помогла: нас кормила, поила. Но всего не купишь: у нас и белья не осталось. А работать мама сразу не могла, потому что приезжая. А я все думала: «Ну почему, почему с нами это все случилось?»