Праведник. История о Рауле Валленберге, пропавшем герое Холокоста - [11]
В 1936 году Густав Валленберг занимал пост шведского посла в Стамбуле. Там он подружился с Эрвином Фройндом, еврейским банкиром из Палестины, которая тогда управлялась Великобританией. Густав побеседовал с Фройндом относительно будущего Рауля, и тот предложил, чтобы юноша поработал в Хайфе в тамошнем отделении принадлежащего Фройнду «Голландского банка». Таким образом, Рауль переехал из Кейптауна в Палестину, завернув по дороге в Стамбул, где посетил деда.
Ему уже было почти двадцать четыре года, и доброжелательные попытки деда направлять его судьбу стали его слегка раздражать. В письме из Хайфы от 6 июня 1936 года он дипломатично пытается довести до деда свою точку зрения. Ему надоело работать неоплачиваемым стажером, хотелось заняться делом, за которое платили бы настоящие деньги. Несмотря на блестящие рекомендации, он считает свое пребывание в Кейптауне «пустой тратой времени». «Рекомендации чего-то стоят только тогда, когда их авторы сгорают от желания платить тебе», — писал он.
Рауль признавался, что считал планы деда относительно своего будущего слишком жесткими и что он очень рад его желанию проявлять в этом вопросе большую гибкость, о чем дед заявлял в своем последнем письме. «В таком случае я готов прислушиваться к вашим советам и следовать им в большей степени, чем раньше», — писал он. Затем осторожно, почтительно приближаясь к основному вопросу, Рауль продолжает: «Наверное, я не рожден быть банкиром… Архитектура — это другое дело. В университете я доказал, что моя склонность к этой профессии целиком оправдана… Банкир должен быть по своей натуре кем-то вроде судьи, в его характере должны преобладать сдержанность, хладнокровие и расчетливость. Фройнд и Якоб [8] — принадлежат как раз к этому типу, в то время как я совершенно на них не похож. Мне кажется, в моей натуре — скорее действовать, чем сидеть за конторкой и вежливо отказывать посетителям».
Чтобы подсластить пилюлю, Рауль добавляет: «Я никогда не забуду любовь и заботу, которыми вы меня окружаете… Если бы я был достойным внуком, я бы благодарил вас и, не задумываясь, следовал всем вашим указаниям… Но я не раскаиваюсь в том, что открыто высказал свое мнение и предложения, — от замалчивания истинных чувств ничего хорошего быть не может».
Позже в том же месяце дед Густав отвечал: «Твое разочарование в связи с отсутствием настоящей работы неоправданно; все, что ты делал до сих пор, только обогащало твой опыт. Я не думаю, что наш план провалился, всё, что ты испытал, несомненно, тебе пригодится». Рауль не должен, по его мнению, считать свои предложения бесполезными. «Из скромности ты считаешь, что не заслуживаешь похвалы, тем не менее прошу тебя ценить ее по достоинству».
В августе 1936 года в письме к другу Густав писал о внуке: «Прежде всего я хотел сделать из него мужчину, хотел дать ему возможность повидать мир и через общение с иностранцами приобрести то, чего так не хватает нам, шведам, — широту мышления». Густава, по-видимому, удовлетворило то, чего он достиг. «Рауль стал мужчиной, — писал он. — Он увидел мир и познакомился с самыми разными людьми».
Среди людей, с которыми встречался Рауль— и эта встреча, по-видимому, ему хорошо запомнилась, — было несколько молодых евреев, бежавших из гитлеровской Германии в Палестину. Он познакомился с ними в «кошерном» пансионе в Хайфе, где снимал комнату. Рауль впервые столкнулся с последствиями нацистских преследований, и эта встреча, по-видимому, глубоко задела его — не только из-за общегуманистических убеждений, но также, возможно, и из-за осознания, что в его жилах тоже текла еврейская кровь.
Пра-пра-прадед Рауля по материнской линии, еврей по имени Бенедикс, переехал в Швецию в конце восемнадцатого столетия и был, как кажется, одним из первых евреев, поселившихся в этой стране. Бенедикс перешел в лютеранство, женился на христианке, быстро разбогател и через год стал ювелиром при дворе короля Густава IV Адольфа. Впоследствии он был финансовым советником призванного шведами на трон короля Карла XIV Юхана, в прошлом — наполеоновского маршала Бернадота. Сын Бенедикса стал одним из пионеров шведской сталелитейной промышленности. У других его потомков обнаруживался художественный талант, семья считалась для того времени высоко культурной — один из ее членов, певец, учился у Листа.
Рауль знал, что он на одну шестнадцатую еврей, и гордился этим. Профессор Ингемар Хедениус [9] вспоминает разговор, произошедший между ним и Раулем в 1930 году, когда оба они попали в армейский госпиталь во время прохождения военной службы: «Мы вели долгие задушевные беседы. Он был полон идей и планов на будущее. Хотя я был значительно старше — в Швеции можно самому выбирать время прохождения военной службы, — он произвел на меня сильное впечатление. Он гордился своей еврейской наследственностью и, как я помню, даже преувеличивал ее. Кажется, он сказал тогда: «Человека, подобного мне, наполовину Валленберга и наполовину еврея, сломить нельзя». Валленберг показался профессору Хедениусу «чрезвычайно симпатичным молодым человеком — одновременно оригинальным и благоразумным. Он казался смелым, сильным и энергичным. И хотя он был весьма высокого мнения о своих способностях, это не проявлялось в хвастовстве или других неприятных для окружающих чертах».
В истории русской и мировой культуры есть период, длившийся более тридцати лет, который принято называть «эпохой Дягилева». Такого признания наш соотечественник удостоился за беззаветное служение искусству. Сергей Павлович Дягилев (1872–1929) был одним из самых ярких и влиятельных деятелей русского Серебряного века — редактором журнала «Мир Искусства», организатором многочисленных художественных выставок в России и Западной Европе, в том числе грандиозной Таврической выставки русских портретов в Санкт-Петербурге (1905) и Выставки русского искусства в Париже (1906), организатором Русских сезонов за границей и основателем легендарной труппы «Русские балеты».
Мария Михайловна Левис (1890–1991), родившаяся в интеллигентной еврейской семье в Петербурге, получившая историческое образование на Бестужевских курсах, — свидетельница и участница многих потрясений и событий XX века: от Первой русской революции 1905 года до репрессий 1930-х годов и блокады Ленинграда. Однако «необычайная эпоха», как назвала ее сама Мария Михайловна, — не только войны и, пожалуй, не столько они, сколько мир, а с ним путешествия, дружбы, встречи с теми, чьи имена сегодня хорошо известны (Г.
Один из величайших ученых XX века Николай Вавилов мечтал покончить с голодом в мире, но в 1943 г. сам умер от голода в саратовской тюрьме. Пионер отечественной генетики, неутомимый и неунывающий охотник за растениями, стал жертвой идеологизации сталинской науки. Не пасовавший ни перед научными трудностями, ни перед сложнейшими экспедициями в самые дикие уголки Земли, Николай Вавилов не смог ничего противопоставить напору циничного демагога- конъюнктурщика Трофима Лысенко. Чистка генетиков отбросила отечественную науку на целое поколение назад и нанесла стране огромный вред. Воссоздавая историю того, как величайшая гуманитарная миссия привела Николая Вавилова к голодной смерти, Питер Прингл опирался на недавно открытые архивные документы, личную и официальную переписку, яркие отчеты об экспедициях, ранее не публиковавшиеся семейные письма и дневники, а также воспоминания очевидцев.
Более тридцати лет Елена Макарова рассказывает об истории гетто Терезин и курирует международные выставки, посвященные этой теме. На ее счету четырехтомное историческое исследование «Крепость над бездной», а также роман «Фридл» о судьбе художницы и педагога Фридл Дикер-Брандейс (1898–1944). Документальный роман «Путеводитель потерянных» органично продолжает эту многолетнюю работу. Основываясь на диалогах с бывшими узниками гетто и лагерей смерти, Макарова создает широкое историческое полотно жизни людей, которым заново приходилось учиться любить, доверять людям, думать, работать.
В ряду величайших сражений, в которых участвовала и победила наша страна, особое место занимает Сталинградская битва — коренной перелом в ходе Второй мировой войны. Среди литературы, посвященной этой великой победе, выделяются воспоминания ее участников — от маршалов и генералов до солдат. В этих мемуарах есть лишь один недостаток — авторы почти ничего не пишут о себе. Вы не найдете у них слов и оценок того, каков был их личный вклад в победу над врагом, какого колоссального напряжения и сил стоила им война.
Франсиско Гойя-и-Лусьентес (1746–1828) — художник, чье имя неотделимо от бурной эпохи революционных потрясений, от надежд и разочарований его современников. Его биография, написанная известным искусствоведом Александром Якимовичем, включает в себя анекдоты, интермедии, научные гипотезы, субъективные догадки и другие попытки приблизиться к волнующим, пугающим и удивительным смыслам картин великого мастера живописи и графики. Читатель встретит здесь близких друзей Гойи, его единомышленников, антагонистов, почитателей и соперников.