Правдивый лжец - [6]

Элин была талантливым администратором и знала это, но в Бовингдоне и Пинвиче немногочисленные места, где она могла бы развернуться, были давно заняты. Она попробовала поискать другую работу, однако все, что не требовало высокой квалификации, и оплачивалось соответственно.

В доме ни у кого не хватило духу сказать Мадж Манслоу, что они не смогут больше пользоваться ее услугами. И с приближением декабря, когда замаячил день выдачи жалованья, не говоря уже о пачке неоплаченных счетов, которая неудержимо росла, Элин начала поддаваться отчаянию.

Она не удивлялась тому, что остальные члены семьи не занимались поисками работы. Но такое легкомыслие… Гай, похоже, как и отец, верил, что все «обернется к лучшему». Лорейн слонялась по дому в ожидании очередной мимолетной любви. А мать Элин, казалось, держала сторону надеявшихся на «лучшее». Все это уже начинало злить Элин. Она пошла и продала свою машину.

– Зачем ты это сделала? – хором спросили они, узнав за обедом новость.

– Затем, что через несколько дней надо платить Мадж, – ответила она. – Есть еще несколько счетов, требующих немедленной оплаты.

– Я не просил тебя продавать свою машину! – гордо заявил Сэм.

Элин сразу перестала злиться и расстроилась из-за того, что невольно унизила его.

– Не просил, Сэм… – мягко начала она. – И я не просила тебя покупать ее на мое восемнадцатилетие, но ты же купил! И потом, я знаю, – сумела улыбнуться Элин, – первое, что ты сделаешь, как только снова встанешь на ноги, – это купишь мне новую машину!

Кризис уязвленных чувств миновал, но, когда ноябрь сменился декабрем, Элин снова утратила покой. Она получила хорошие деньги за свою машину, но, поскольку это были единственные деньги, пришедшие в семью, они таяли на глазах.

В подавленном настроении, день или два спустя после того, как принесла деньги в дом, Элин, просматривая утреннюю газету, нашла работу, которая не только превосходно оплачивалась, но и была на расстоянии, позволявшем ежедневные поездки. Однако, взглянув на название фирмы, предлагавшей работу заведующего отделом статистики, Элин тут же обратилась к следующему объявлению. Она изучила все другие предложения и не обнаружила ничего, что оплачивалось бы хоть приблизительно так же высоко, не говоря уже о том, что представляло бы для нее такой же интерес. Невольно Элин вернулась к первому объявлению.

Семья обезумеет от злости, если Элин попробует занять эту вакансию. Даже трудно представить, что будет, если она займет ее. Но жалованье уж очень хорошее… Элин прикусила нижнюю губу – она знала, что деньги им необходимы и что больше никто денег в дом не принесет.

«Но я же не статистик!» – чувствуя, что у нее холодеют ноги, принялась она убеждать себя в безнадежности попытки. «Ерунда, – возразил голос другой живущей в ней несгибаемой женщины, – ты великолепно разбираешься в цифрах и читаешь бухгалтерский баланс как роман, что трудного может быть для тебя в статистике?»

На этой бравой ноте Элин схватила трубку телефона в своей комнате, быстро набрала номер. Когда на другом конце провода прозвучало: «Добрый день. "Тонкий фарфор Дзапелли"», ей показалось, что эти слова разносятся по всему дому.

Элин чувствовала себя подлой изменницей, но ей удалось справиться с собой. Им нужны деньги! Необходимо что-то делать!

– Добрый день. Отдел кадров, пожалуйста, – попросила она.

Ее тут же соединили, выслушали, минута-другая – и она уже сидела, таращась на замолчавшую в руке трубку. Собеседование назначено на завтра, на одиннадцать часов утра! Собеседование у Дзапелли!

Она честно намеревалась сообщить о задуманном семье – вечером за столом. И даже несколько раз открывала рот, но мужество изменяло ей. Она знала, что поднимется вой. Элин вдруг решила, что, поскольку документы, подтверждающие ее квалификацию, практически отсутствуют, а, следовательно, шансы получить работу близки к нулю, она не будет зря расстраивать всех.

Ругая себя, называя «трусихой», Элин поднялась в свою комнату. Она уже почти передумала ехать. Если нет шансов получить работу, говорила она себе, нечего и ездить на собеседование завтра утром. Но, конечно, поехала. Это уже было делом чести: назначив встречу, следовало явиться. Одетая в один из своих элегантных деловых костюмов, она вышла из дома в десять утра. За пятнадцать минут дошла до станции, через десять минут села в электричку и еще через десять вышла на следующей остановке, в Пинвиче.

До «Тонкого фарфора Дзапелли» было десять минут ходу от центра города, но временем она располагала.

Элин явилась для собеседования с мистером Кристофером Никсоном без пяти одиннадцать, и пять минут двенадцатого ее пригласили.

– Извините, что заставил вас ждать, мисс Толбот, – вежливо извинился молодой человек, которому она явно понравилась. – Итак, – начал он, когда они сели, – сейчас у вас есть работа?

Элин нервничала по многим причинам, и прежде всего потому, что предполагала: ей укажут на дверь, как только услышат про ее работу у Пиллингера, но скрыть это было невозможно.

– Я работала у Пиллингера, – проговорила она. – Мистер Пиллингер…

– А-а. Один-два пиллингеровских сотрудника уже пришли к нам, – с улыбкой перебил он и тут же признался: – Я переехал из Девона в прошлом месяце и сам начал работать здесь только с первого декабря.