Правдивая история завоевания Новой Испании - [6]

Набрав воды, мы поставили паруса и двинулись к Гаване[62]. Прекрасная была погода, плыли мы и днем, и ночью, но у островков Мучеников [(Los Martires)] было несколько рифов, которые назывались — Рифы Мучеников [(Bajos de los Martires)}, и главный корабль напоролся на риф и затонул бы, если бы мы все не стали на помпы[63]. Никогда не прощу нескольким матросам с Леванта[64]; когда мы к ним обратились: «Братья, помогите откачать воду, вы ведь видите, что мы сильно изранены и изнурены», — то они ответили: «Дело ваше, мы не солдаты, да и нам перепало немало голода, жажды, трудов и ран». Пришлось их силой приставить к помпам. Так мы, страдая от ран, обслуживали и помпы, и паруса, пока Наш Сеньор Бог не привел нас благополучно в гавань Каренас, где вскоре был построен город Гавана, а до того времени ее обычно называли Гавань де Каренас [(Puerto de Carenas)]. И, вступив на сушу, возблагодарили мы Бога.

И мы немедленно донесли губернатору Диего Веласкесу, что мы открыли земли с большими поселениями и постройками из камня и извести, где население одето в хлопчатобумажные ткани, возделывает маис и имеет золото. А наш капитан, Франсиско Эрнандес [де Кордова], сухим путем отправился к одному городу, который назывался Сантиспиритус[65], где у него была энкомьенда[66] с индейцами, но, не доехав, умер на десятый день нашего прибытия. Остальные товарищи рассеялись по всему острову, а трое умерли от ран в самой Гаване. Корабли наши переправлены были в порт города Сантьяго де Куба[67], где пребывал губернатор [Диего Веласкес]. Там мы выгрузили и двух индейцев, плененных нами на Мысе Коточе, которых звали Мельчорехо и Хульянильо[68], и добытые из шкатулок диадемы, рыбок, уточек и других животных из золота, а также множество поразительно изготовленных идолов. Много это наделало шуму на всех островах, и в Санто Доминго[69], и на Ямайке, и даже в самой Испании. Говорили, что это самая богатая из всех пока открытых стран, ибо нигде еще не встречали домов из камня; указывали на то, что идолы, дескать, древние, еще до Христа; были и такие, которые предполагали, что привезены они иудеями, изгнанными из Иерусалима Титом и Веспасианом, потерпевшими здесь крушение[70]. Сам Диего Веласкес тщательно выспрашивал наших двух индейцев, есть ли на их родине золотые прииски. Они ответили: да; тогда он показал им золотой песок с Кубы, и опять они заявили, что такового у них в великом множестве[71]. Лгали они; ведь известное дело, что ни на Мысе Коточе, ни во всем Юкатане нет ни жильного, ни речного золота, как и серебра. Путаница произошла и в другом: растение со съедобными корнями, из которых делают хлеб, кассава, называется на острове Куба уиса, и tlati — так индейцы называют землю; таким образом, соединив юка с тлати, стали называть Юкатан, и так говорили испанцы Веласкесу, присутствовавшие при беседе с индейцами: «Сеньор, эти индейцы сказали, что их земля называется Юкатлан». Так и осталось это название, которого в их языке и не было.

На эту прекрасную экспедицию пошли все наши средства; нищие вернулись мы на Кубу, нищие и покрытые ранами. Да и то счастье! Могло быть и хуже. Ведь потеряли же мы одними убитыми более 57 человек. Вот и вся корысть от нашего «открытия». Губернатор же, Диего Веласкес, обо всем доподлинно написал в Испанию, к важным сеньорам, руководившим тогда Королевским Советом по делам Индий[72]: какое, дескать, великое открытие он сделал и на сие потратил огромное количество золотых песо. И ему поверили; епископ Бургоса и архиепископ де Росано — дон Хуан Родригес де Фонсека, президент [Королевского] Совета по делам Индий, отписал в этом смысле Его Величеству во Фландрию[73], восхваляя заслуги Диего Веласкеса. А о нас, открывших эту страну, он даже не упомянул!

Экспедиция в Табаско

Я с несколькими товарищами, тоже ранеными, остался в Гаване. Когда мы немного поправились, мы, трое солдат, сговорились с местным жителем, Педро де Авилой, вместе отправиться в город Тринидад[74]. За 10 золотых песо он согласился взять нас в свою лодку, когда отправится туда с партией хлопчатобумажных рубашек. И вот мы все с Педро де Авилой и несколькими индейцами, очень хорошими гребцами, отправились в путь.

Плыли мы вдоль берега то под парусом, то на веслах. Но однажды ночью поднялся сильнейший ветер, мы не смогли против него выгрести, и наше судно разбилось о береговые скалы. Пропал весь груз Педро де Авилы, и мы, совсем нагие — мы разделись, чтобы лучше плыть и спасти лодку, — с массой ссадин и кровоподтеков еле-еле выбрались на сушу. Пришлось надеяться лишь на Бога и с большим трудом идти пешком в Тринидад. Дорога шла берегом по острым камням, часто заливалась волнами, все время под напором ветра; как мы ни обкладывались листьями, но кожа наша лопалась и тело покрывалось мелкими язвами; особенно страдали ноги, и так как ни у кого из нас не осталось ножа, то мы камнями отбивали кору и лианами подвязывали ее в виде сандалий. Наконец, совершенно изнеможенные, мы дошли до индейского поселения Иагуарама, принадлежавшего в то время падре фрай Бартоломе де Лас Касасу