Правда обо мне. Мои секреты красоты - [5]
Нет, Лина, пожалуйста, продолжай повествование своей жизни. Я продолжаю. Вот я у дверей Folies Bergе́re. Давайте вместе войдем туда в день моего дебюта…
Афиша о выступлении Лины Кавальери в Folies Bergére
Глава IV. Карьера
Нравится ли вам зал? Все знают, какой он элегантный, кокетливый, хорошо освещенный, всегда полный исключительной публики. Пугает такое количество зрителей, которые либо поднимут палец вверх, либо опустят вниз, тем самым решив судьбу моей артистической карьеры. В гримерной, заставленной цветами от поклонников, я завершаю макияж, внимательно осматриваю каждую деталь своего туалета. Звучит вежливый голос: Mademoiselle, c’est а vous[4]. Прохожу за кулисы, до меня доносится шум ожидающей публики. Оркестр начинает, я выхожу на сцену, пою, танцую, немного успокаиваюсь, уверенность возвращается, а вместе с нею и творческие возможности. В промежутке между припевами я понимаю, что публика следует за мною. Тысячи черно-белых фигур появляются передо мною, выстроившись в ряд; тут и там поблескивают драгоценности. Музыка останавливается, я кланяюсь на последнем такте итальянской песни, и меня оглушают громкие и продолжительные аплодисменты. Я победила. Таково было мое крещение в Folies Bergе́re, куда мы вошли вместе, а теперь можем выйти ночью из театра. У дверей ожидает толпа, чтобы проводить меня и снова крикнуть bravу с сильным бравирующим r и четким ударением на о.
На следующее утро появляются очень мягкая критика в газетах, письма и заявления, цветы и подарки. Вечером мое имя искрится среди тысячи огней на бульварах – новое шоу, новый успех. Через несколько дней бизнесмены, с цилиндрами в руках и неотъемлемыми гардениями в петлицах, подписывают три контракта.
Друзья, журналисты, поклонники спрашивали меня: «Какое впечатление производят на вас люди, которые восхищаются и аплодируют вам, эти завидующие женщины и многие мужчины, чувствующие ваше очарование и, возможно, желающие вас?» Я всегда отвечала своим собеседникам – застенчивость. Несмотря на то что все думают обратное, я очень стесняюсь. Даже сегодня, если мне приходится сидеть в партере театра, я жду начала спектакля, потому что выключат свет и мое присутствие будет незаметным. По этой причине я завсегдатай кино. Тогда, в старые добрые времена моего триумфа, я испытывала те же ощущения. Чем больше мною восхищались, тем сильнее я испытывала страх перед представлением.
Но когда начинала звучать музыка, она увлекала меня в иной мир, меня охватывала болезненная страсть, желание передать свои вибрации публике, жажда аплодисментов и комплиментов. Я бы сказала, что во время представления я хотела нравиться зрителям, а не отдельным мужчинам и женщинам. Я обожаю быть кумиром неизвестной публики, потерявшей для меня индивидуальность и ставшей однородной в своей почти нереальной реальности.
По возвращении домой после концерта странное чувство ностальгии и печали охватывало меня. Я чувствовала себя одинокой, и хотелось плакать. Моя душа, которая незадолго до этого, казалось, просила мира и тишины, охваченная шумом театра, теперь в тихом доме желала грохота аплодисментов, криков зрителей, особой атмосферы. Как объяснить это противоречие? Может, человеческой ненасытностью или нестабильностью артистического темперамента? Скорее ностальгическим желанием того, чего уже нет. Неудовлетворенность настоящим, сожаление о прошлом, беспокойство о будущем. Что заставляло меня тысячу раз плакать перед римским закатом? Безусловно, это великолепный итог прошедшего дня и одновременно предзнаменование следующего рассвета. Не будем называть это нестабильностью и легкомыслием. Скорее это поиск идеального, чего, я убеждена, не существует, но остается сверхчеловеческое стремление к нему, и это может победить только смерть.
Лина Кавальери, 1900
«В Париже издали открытки с моими портретами»
Глава V. Чего хотел махараджа?
Из Парижа я отправилась в лондонскую Empire. В общем-то не стоило было и вспоминать этот период «эстрадной» работы, так как с художественной точки зрения он не представлял особого интереса, если бы пребывание в английской столице не напомнило бы мне о первом романе в моей жизни – в прекрасном итальянском городе Флоренции. Об этих двух сюжетах было так много разговоров, что я не могу не вспомнить их на страницах этой книги, где самые важные моменты моей жизни нашли свое место.
Однажды вечером старый друг и поклонник, лорд Чаплин, пригласил меня на обед в свой роскошный дворец по случаю моего отъезда в Берлин. Я всегда очень неохотно принимала приглашения, но в тот раз я не могла отказать, учитывая особую личность и настойчивость почтенного поклонника. В восемь часов я вошла в великолепный дом лорда. Приглашения были составлены по строжайшему протоколу, и вся лондонская элита была широко представлена. Среди безупречных джентльменов выделялся махараджа Г., голова которого была увенчана величественным тюрбаном. Он удержал мою руку в своей, поднес к лицу и поцеловал. Мужчина пристально посмотрел на меня, глаза сверкали ярче драгоценностей, украшавших его костюм. Я с трудом выговорила несколько слов по-английски, а он стал осыпать меня многочисленными комплиментами. За столом он сидел рядом со мною и ни на мгновение не отрывал от меня взгляда, наблюдая со стороны с раздражающим меня упрямством.
