Правда обо мне. Мои секреты красоты - [11]

Но на сцене моим самым большим врагом была красота, и прежде всего в «Метрополитен» в Нью-Йорке. Даже авторы, доверявшие мне значительные роли в своих операх, и Пуччини, и Леонкавалло, и Джордано, и Массне, которые все были моими искренними друзьями, признавались в своем априорном недоверии к моему искусству, пока публика не воздавала ему должное. Хочу процитировать письмо Джакомо Пуччини, написанное Тито Рикорди после моего первого исполнения роли Манон Леско в «Метрополитен»:

«Нью-Йорк, 19 января 1907 года.

Дорогой Тито, Нью-Йорк необыкновенный! Премьеру “Манон Леско” невозможно описать. В первом акте шесть приветствий от режиссера. Невероятные овации, невиданные ранее! После второго акта я выходил семь раз! После третьего я остался на сцене, аплодировал артистам, а публика кричала и рукоплескала. Кавальери – мои приветствия. Она действительно поразила меня своим темпераментом, особенно в эмоциональных моментах. Карузо – необыкновенный, неординарный де Грие. Скотти тоже очень хорош. Оркестр живой и колоритный.

Горячий привет тебе и папе.

Ваш Джакомо».

Энрико Карузо, 1903

Но даже этого было недостаточно, чтобы убедить «папу», который, я полагаю, читая письмо Пуччини, покачал головой и посчитал, что Джакомо тоже… околдован моей красотой. Бедная я, бедная.

Глава XII. В Италию

Я никогда не забуду свое крещение в Неаполе, в театре «Сан-Карло». Этот город позволил мне испытать невероятные ощущения. Италия! Моя родина! Тебе я обязана нежной частью моей души, моим искусством. Италия! Тебе мое извечное признание в любви, ностальгическое благословение, мое восхищение каждым сантиметром твоей земли! Если правда, что искусство, как божественное проявление красоты, не имеет границ, в пределах которых оно может быть ограничено, что у него нет родины, оно не принадлежит какому-либо народу или расе, то не менее верно, что художник, следуя за национальными обрядами, литургическим образованием, полученным им при рождении, свойственным для его собственной крови и происхождения, несет в себе неизгладимые стигматы своей родины. Мы, итальянцы – дети искусства, в своем доме, в стране вулканов, бескрайнего моря и неприступных гор, несем в мир величайшие шедевры художественного самовыражения. Во всем мире известны наша музыка, живопись, поэзия, архитектура… Торжествующее знамя – итальянский художник!

В то время произошло извержение Везувия. Я была поражена, увидев из окна огонь и клубы дыма, выходившие из зияющего кратера, как из пасти страшного чудовища. Стоял ужасный грохот, который отзывался где-то в кишках. Лил дождь из пепла, покрывающего очаровательные окрестные деревья. Залив приобрел фантастический вид, с раскаленными цветными отблесками ярости Титана, эта картина осталась навсегда в моей душе.

Лина Кавальери в роли Мими в опере Пуччини «Богема»

Это был Неаполь, где каждый ребенок поет с утра до вечера, как будто они рождаются с радостью, заглушающей боль. Это был Неаполь – великолепный амфитеатр, где природа ежедневно показывает необыкновенное зрелище своим восторженным поклонникам. Именно Неаполь закалил меня для боя, сделал меня победительницей! Вы когда-нибудь вдыхали запахи водорослей, поднимающихся порывами со скал Марджеллины? Вы когда-нибудь любовались сиянием тысячи огней, покрывающих побережье Позиллипо и отражающихся в стальных водах залива, как множество колышущихся светлячков? Глядя на Сорренто, усеянный огоньками света, над которым возвышается огромный вулкан, бдительный и дымящийся страж, разве вы не чувствуете, как прекрасна жизнь, не ощущаете в душе счастье и безмятежность?

С такими мыслями я покинула свою комнату в день своего дебюта в театре «Сан-Карло», надела платье Мими и пела. Я не могла не выиграть. Я победила! Неаполь, он меня понял!

Глава XIII. Рим и Оранж

Еще одно воспоминание, хотя совершенно другое по атмосфере и ощущениям, оставило в моей памяти неизгладимое впечатление. Это была ночная прогулка по Риму, Палатину, Форуму, Авентину, она станет незабываемой благодаря присутствию исключительного гида – Габриеле Д’Аннунцио[17]. С нами были Матильда Серао[18], Эдоардо Скарфольо[19] и Франческо Паоло Микетти[20]. Я, римлянка, не могу вспоминать этот вечер, чтобы меня не охватила сильная ностальгия. Вот что значит познать древность под руководством гения! Перед нашими глазами предстало бесконечное величие Рима. История жила и пульсировала, одухотворенная словами поэта, за каждым историческим эпизодом следовала личная оценка события в его генезисе и последствиях. Форум (трагическое кладбище варварской глупости) был снова заселен, среди его разрушенных колонн и разбитых памятников сенаторских мантий, мужественных воинов и великолепных матрон. Императорский Рим, владыка мира, был наполнен тенями и духами. Необычайно яркая луна освещала сцену, темные углы и призрачные пещеры. А на огромном бархате небосвода свет бесконечности сиял через тысячу крошечных дыр – звезды. Голос Габриеле Д’Аннунцио летел по воздуху, забальзамированному лесными ароматами, и эхо жизни доходило до нас нечетко, как звон далекого колокола. Два наиболее затронутых органа чувства – слух и зрение – чередовались по ощущениям. Душа тоже прекрасно гармонировала с неподражаемой атмосферой. Я не знаю, помнит ли Габриеле Д’Аннунцио наше паломничество по руинам Древнего Рима, но я всегда буду благодарна ему за этот очаровательный вечер, за счастье от познания красоты и величия, какое я никогда больше не чувствовала в моей кочевой жизни. Когда Габриеле превратился из прекрасного поэта в героя войны