Правда об Ираке, или Битва в Месопотамии - [2]

На пути от «сверхдержавы» к «гипердержаве» были две ступеньки. На первой президенты Джордж Буш-старший и Билл Клинтон еще не осмеливались «идти в отрыв в одиночку». Они укрепляли НАТО и совещались с союзниками. Но на второй ступеньке, в новом веке – при президенте Джордже Буше-младшем внешнеполитические успехи окончательно «ослепили дядю Сэма». Cплошной триумф создал восхитительное чувство вседозволенности, чувство невозможности противостоять в этом мире американской мощи. В этой ситуации ценность союзников для Вашингтона резко уменьшилась, а уважение к мировому праву исчезло напрочь.

Президент Буш-младший выразил это чувство в желании «действовать самостоятельно» на мировой арене. Он с презрением отнесся к опасности глобального «одиночества» гегемона: «На определенном этапе нашего пути в этом мире мы можем остаться в одиночестве. У меня это тревоги не вызывает. Мы – Америка»[4].

К осени 1998 года стало ясно, что диктат Америки не поколеблет решимость Сербии сохранить Косово в составе своей государственной территории. В октябре 1998 г. главный американский дипломат на Балканах Ричард Холбрук привез в Белград «решающие аргументы» в пользу отказа Сербии от Косово, которые должен был объяснить несговорчивому президенту Милошевичу генерал-лейтенант авиации Майкл Шорт, ответственный за воздушную войну против сербов. Шорт сказал сербскому президенту, что у него «У-2 в одной руке и Б-52 в другой руке, выбор за сербами». Милошевичу детально объяснили, что будет означать американская воздушная война против Сербии. И все же сербское руководство отвергло американские предложения. Пусть будет война[5]. В войну против Сербии, как и пятью годами позже – в войну против Ирака в 2003 году, Соединенные Штаты вступили без санкции Совета Безопасности ООН, собрав «коалиции желающих». В обоих случаях руководители США дали понять, что не считают обязательным условием согласие мирового сообщества на применение силы.

Империя– это форма правления, когда главенствующая страна определяет внешнюю и, частично, внутреннюю политику всех других стран. Кто будет спорить, что современная индустриальная Америка не похожа на аграрный Рим античности? Но Вашингтон стал уподобляться Риму в обеих указанных функциях. А их осуществление неизбежно ставит задачу создания иерархического порядка, системы организованного соподчинения. Имперское мироощущение вернуло себе немалое обаяние в Америке после 2001 года. Для влиятельного политолога Краутхаммера, для издателя неоконсервативной «Уикли стандарт» Уильяма Кристола, для популярного ныне аналитика Роберта Кэгена – и даже для главы Всемирного банка Пола Вулфовица в имперских орлах, в имперском влиянии, в самом слове империя нет ничего, что заставляло бы опустить глаза. Как написал Уильям Кристол, «если кто-то желает сказать, что мы имперская держава, ну что ж, очень хорошо, мы имперская держава»[6].

Термин «империя» теряет свое значение антонима республики и свободы. Иельский историк Джон Льюис Геддис призывает трезво оценить ситуацию: «Мы определенно империя, мы более чем империя, и у нас сейчас есть (мировая) роль»[7]. А как иначе сказать о державе, чьи вооруженные силы расположились в 120 странах, которая контролирует мировой океан и космическое пространство, тратит на разведку в глобальных масштабах более 40 млрд дол., которая как на подчиненные смотрит на международные организации; о державе, которая вела три войны за последние пять лет против стран, не причинивших вреда собственно Соединенным Штатам и расположенных на растоянии полэкватора от американской территории. Пирамида централизованной мощи в глобальных масштабах, построенная после окончания «холодной войны» и осуществляющая фактический контроль над миром, иначе и определена быть не может.

Этим термином уже свободно пользуются от правого политического фланга до левого, от Майкла Игнатьева и Пола Кеннеди до Макса Бута и Тома Доннели. Именно это и наиболее примечательно; все участники дебатов знают, о чем идет речь: о принуждающей внешней политике, об использовании вооруженных сил США на глобальных просторах, на всех материках и на всех океанах. Создание «неоконсервативной фалангой» нового идейного обоснования американской внешней политики свершилось вследствие наличия жесткого самоутверждения и желания опередить потенциального противника в стране, которую историк из Университета Пенсильвании Уолтер Макдугал назвал: «Земля обетованная, государство крестоносцев»[8]. Выявилось немало других проявлений презрения к взглядам и мнениям огромного мирового сообщества. К сентябрю 2001 г. администрация Буша отвергла «протокол Киото» (относительно глобального потепления), решительно отказалась от участия в работе Международного суда по уголовным преступлениям, поставила под сомнение Конвенцию о запрете биологического оружия, выступила против международных ограничений в торговле и передаче полевых мин и малого стрелкового оружия, против Конвенции ООН, запрещающей полевые мины. Английский журнал «Экономист» 28 июля 2001 г. писал: «Попадался ли Бушу договор, который ему бы нравился? Сама идея