Правда о Салли Джонс - [15]

Маленькая комната сразу наполнилась мускусным запахом его одеколона. Я чихнула. Я очень чувствительна к сильным ароматам.

Синьор Фидардо недовольно взглянул на меня. Потом повернулся к Ане:

– Обезьяна простужена? – спросил он. – В таком случае не лучше ли нам поужинать у меня? Я бы не хотел заболеть обезьяньим гриппом.

– Не говори глупостей, Луиджи, – сказала Ана. – Это Салли Джонс. И она будет ужинать с нами.

Перед тем как сесть за стол, синьор Фидардо протер сиденье стула носовым платком. Полагаю, он боялся, что к его белоснежным брюкам прилипнет обезьянья шерсть.

Как только на столе появились еда и вино, синьор Фидардо, казалось, забыл о моем присутствии. Они с Аной болтали о разных вещах – в основном о музыке и об общих знакомых. После кофе синьор Фидардо взял гитару и стал наигрывать печальную мелодию. Ана откинулась на стуле и запела.

Они музицировали до тех пор, пока в окне не показалась луна. Я сидела, поджав ноги, на диванчике и мечтала, чтобы песня никогда не кончалась. Синьор Фидардо играл с закрытыми глазами, и все недовольные морщины на его мрачном лице разгладились.

~

Синьор Фидардо ужинал с нами почти каждое воскресенье. Чаще всего угощение готовила Ана, а синьор Фидардо приносил вино и пирожные на десерт. Иногда он вызывался принести главное блюдо и покупал омара на рынке Рибейры в порту.

После ужина Ана пела, а синьор Фидардо аккомпанировал ей на гитаре или на ручной гармонике. Он замечательно владел обоими инструментами. Чаще всего Ана пела грустные фаду. Я слышала, как Роза в «Пеликану» поет те же самые песни, но у нее получалось совсем не так выразительно и проникновенно, как у Аны. Когда Ана пела, можно было забыть о своих печалях и обо всем вокруг.

Синьор Фидардо хотел, чтобы Ана выступала на сцене.

– Ты самая одаренная фадистка во всей Алфаме. Нет, во всем Лиссабоне! Да что там, во всей Португалии! Нельзя скрывать от мира такой талант!

Судя по Аниным щекам, ей было очень приятно это слышать, но она всегда отвечала одно и то же:

– Мне нравится петь дома. Сцена не для меня.

– Кьакьере! Ерунда! – восклицал синьор Фидардо. – Это все Жорже! Это он тебе запрещает! Думаешь, я не понимаю?

Но Ана не желала говорить на эту тему.

Со временем я поняла, что синьор Фидардо – лучший друг Аны. Поэтому я решила, что постараюсь его полюбить. Но только совсем немного. Потому что сам он меня не любил.

– Бог знает, сколько всякой дряни копошится в шкуре этого чудовища, – как-то раз пробормотал он, окинув меня недовольным взглядом.

– Думай, что говоришь, – сказала Ана. – Салли Джонс понимает больше, чем тебе кажется.

Тогда синьор Фидардо впервые посмотрел мне в глаза. А потом сказал:

– Сомневаюсь.

Глава 13 Дурные предчувствия

Шли недели. Близился день судебного заседания. Я ждала его с надеждой, но в то же время мне было очень страшно и я не могла думать ни о чем другом.

Бывало, за ночь мне не удавалось и глаз сомкнуть. Тогда я открывала окно и вылезала на крышу. Если ветер дул с запада, он приносил запах соли и водорослей с Атлантики. Это меня успокаивало. Я думала, что мне все-таки повезло. Я сыта, здорова и иногда даже могу наслаждаться запахом моря. Мне бы очень хотелось, чтобы Старшой об этом знал.

Так мне в голову пришла мысль написать ему письмо.

Однажды, когда Ана ушла на работу, я достала красную жестяную коробку из нижнего ящика ее секретера. Обычно Ана брала эту коробку, когда садилась писать письмо своей сестре в Африку. В коробке лежали карандаш, бумага, конверты и марки.

Я столько всего хотела рассказать Старшому. И о стольком хотела расспросить. Мысленно я исписала не один лист, но когда попыталась переложить слова на бумагу, все оказалось не так просто, как я думала. В конце концов я решила, что просто сообщу ему самое главное.

У меня все хорошо. Надеюсь, тебя скоро освободят.

На конверте я написала:

Моряку Генри Коскеле

Тюрьма в Камполиде, Лиссабон

От Аны Молины, Руа-де-Сан-Томе, 28, Алфама, Лиссабон

Следующей ночью, когда Ана уснула, я сбегала на улицу и опустила письмо в почтовый ящик в нескольких кварталах от ее дома. А через четыре дня почтальон принес Ане маленький коричневый конверт. Ана редко получала письма и, конечно, немного удивилась. Но когда она открыла и прочитала письмо, она удивилась еще больше.

Дорогая госпожа Ана Молина,

Меня зовут Коскела, и я сижу в тюрьме. Меня обвиняют в том, что я убил человека, но это неправда.

Я получил от Вас письмо. Хотя думаю, что написала его Салли Джонс, мой механик. Вы и представить себе не можете, как я обрадовался. Салли Джонс – замечательное и доброе существо, и случись с ней несчастье только из-за того, что я оказался за решеткой, это было бы величайшее горе в моей жизни.

Дорогая госпожа, прошу Вас, позаботьтесь о ней, если я не выйду на свободу. И найдите ей работу. Она очень способная.

Ради Господа Бога и Его ангелов на небесах – не дайте им засадить ее в клетку.

С величайшим почтением, Г. Коскела,

попавший в беду моряк

Ана прочла письмо вслух. Она дошла до конца, и внутри у меня разлился холод. Это было совсем не похоже на Старшого. В его словах не слышалось ни радости, ни надежды. Казалось, он не верит, что суд освободит его.