Правда о капиталистической демократии - [14]

Шрифт
Интервал

Замечания Грамши по поводу произвольного и классово-предвзятого проведения различий между государственным и частным необходимо выставить снова на первый план. Экономическая демократия означает то, что демократический суверен имеет эффективные средства решения важнейших экономических проблем, влияющих на социальную жизнь, в независимости от того приняты частными или государственными субъектами или будут влиять на них. В противоположность тому, что утверждают либеральные теории, если в социальной жизни есть что-то более политическое, чем государство, то это без сомнения – экономика. Политическое в самом глубоком значении этого слова – это способность влиять на тотальность социальной жизни, обуславливая жизненные возможности всего населения. Ничто не может быть более политическим, чем экономика – сфера, в которой ограниченные ресурсы распределяются между различными классами и группами населения, обрекая большинство на бедное и жалкое существование, в то же время, благословляя меньшинство на всевозможные богатства. Ленин был прав: политика – это концентрированное выражение экономики. Все неолиберальные разговоры про «независимость» центральных банков, нежелание неолибералов принять общественную дискуссию по поводу экономической политики в более широком формате на том основание, что она является лишь «техническим» вопросом, находящимся за пределами компетенции дилетантов – это всего-навсего идеологическая дымовая завеса для отвращения вмешательства демократии в процесс принятия экономических решений.

Выводы

После десятилетий диктаторских режимов, сопровождающихся кровопролитием, социальная борьба народных масс вернула Латинскую Америку назад (или в некоторых случаях в первый раз) к первому и наиболее простому уровню демократического развития. Но даже это скромное достижение постоянно блокировалось противостоящими силами, неготовыми отказаться от своего привилегированного доступа к власти и богатствам. Если капиталистическое общество везде доказало свою ограниченность и неустойчивость для построения крепкого демократического порядка, латиноамериканский периферийный и зависимый капитализм показал, что он ещё более неспособен создать крепкие основания для демократии. И он оказывается очень недоброжелательным к сильному народному желанию и давлению, которые сегодня являются манифестом открытия новых путей к массовому политическому участию и самоуправлению, и которые могут привести к полной реализации демократии. Приобретённый опыт, такой как «участие в создании бюджета», первоначально апробированное под руководством Партии трудящихся Бразилии в Порту-Алегре в Бразилии, многократные призывы провести народный референдум в Венесуэле, демократия простого народа на Кубе, основанная на высоком уровне политического участия и участия в рабочем и местном самоуправлении являются существенными шагами в этом направлении. Традиционная модель «либеральной демократии» стоит перед лицом неизбежной гибели. Её дефекты получили колоссальные пропорции, а недовольство ею постоянно растёт как в развитых капиталистических государствах, так и на периферии. Срочно необходимо создание новой модели демократии. Действительно: замена всё ещё происходит, но первые ранние знаки начала этого процесса уже различимы 40 .

В противоположность тому, что утверждают многие наблюдатели, кризис проекта демократизации в Латинской Америке идёт дальше несовершенств «политической системы» и проистекает из неразрешимого противоречия (которое тем сильнее на периферии) между способом производства, обрекающим наёмный труд на поиск того, кто захочет купить его рабочую силу, чтобы обеспечить своё существование и в своей сущности являющимся деспотичным и антидемократичным; и моделью организации и функционирования политического пространства, основанном на внутренне присущем ему равенстве всех граждан. Формальные демократии в Латинской Америке страдают от наступления неолиберальной политики, которая является фактически подлинной социальной контрреформацией, способной дойти до любой крайности в угоду воспроизводства и улучшения неограниченного господства капитала. «Политика, управляемая рынком не может быть демократической политикой» 41 . Эта политика вызвала последовательное вымирание демократических режимов, созданных высокой ценой человеческих жизней и страданий, возвращая их к пустой формальности лишённой значимого содержания, превращая в периодический симулякр демократического идеала, в то время как социальная жизнь регрессирует к квазигоббосеанской войны всех против всех, отрывая возможность для всех типов аномальных ситуаций.

Но это болезнь не только демократий «низкой интенсивности» на периферии капиталистической системы. В странах самого центра системы, как замечал Колин Крауч, «демократический импульс был на лицо где-то в середине двадцатого столетия», но сейчас мы живём в отчётливо «постдемократическом» веке. В результате «скука, чувство разочарования и крушение надежд установились после демократического движения». Сейчас «мощные интересы меньшинства стали защищаться более активно, чем интересы простых людей…; политические элиты научились изучать, управлять и манипулировать народными требованиями;…людей убеждают голосовать по итогам избирательных кампаний, вкинутых сверху», а глобальные фирмы стали главными и не вызывающими возражений действующими лицами в демократических капитализмах 42 .


Рекомендуем почитать
ХX век: проработка прошлого. Практики переходного правосудия и политика памяти в бывших диктатурах. Германия, Россия, страны Центральной и Восточной Европы

Бывают редкие моменты, когда в цивилизационном процессе наступает, как говорят немцы, Stunde Null, нулевой час – время, когда история может начаться заново. В XX веке такое время наступало не раз при крушении казавшихся незыблемыми диктатур. Так, возможность начать с чистого листа появилась у Германии в 1945‐м; у стран соцлагеря в 1989‐м и далее – у республик Советского Союза, в том числе у России, в 1990–1991 годах. Однако в разных странах падение репрессивных режимов привело к весьма различным результатам.


К двадцатипятилетию первого съезда партии

Сборник воспоминаний и других документальных материалов, посвященный двадцатипятилетию первого съезда РСДРП. Содержит разнообразную и малоизвестную современному читателю информацию о положении трудящихся и развитии социал-демократического движения в конце XIX века. Сохранена нумерация страниц печатного оригинала. Номер страницы в квадратных скобках ставится в конце страницы. Фотографии в порядок нумерации страниц не включаются, также как и в печатном оригинале. Расположение фотографий с портретами изменено.


Кольцо Анаконды. Япония. Курилы. Хроники

«Кольцо Анаконды» — это не выдумка конспирологов, а стратегия наших заокеанских «партнеров» еще со времен «Холодной войны», которую разрабатывали лучшие на тот момент умы США.Стоит взглянуть на карту Евразии, и тогда даже школьнику становится понятно, что НАТО и их приспешники пытаются замкнуть вокруг России большое кольцо — от Финляндии и Норвегии через Прибалтику, Восточную Европу, Черноморский регион, Кавказ, Среднюю Азию и далее — до Японии, Южной Кореи и Чукотки. /РИА Катюша/.


Кольцо Анаконды. Иран. Хроники

Израиль и США активизируют «петлю Анаконды». Ирану уготована роль звена в этой цепи. Израильские бомбёжки иранских сил в Сирии, события в Армении и история с американскими базами в Казахстане — всё это на фоне начавшегося давления Вашингтона на Тегеран — звенья одной цепи: активизация той самой «петли Анаконды»… Вот теперь и примерьте все эти региональные «новеллы» на безопасность России.


Кольцо Анаконды. Арктика. Севморпуть. Хроники

Вместо Арктики, которая по планам США должна была быть частью кольца военных объектов вокруг России, звеном «кольца Анаконды», Америка получила Арктику, в которой единолично господствует Москва — зону безоговорочного контроля России, на суше, в воздухе и на море.


Мир, который построил Хантингтон и в котором живём все мы. Парадоксы консервативного поворота в России

Успехи консервативного популизма принято связывать с торжеством аффектов над рациональным политическим поведением: ведь только непросвещённый, подверженный иррациональным страхам индивид может сомневаться в том, что современный мир развивается в правильном направлении. Неожиданно пассивный консерватизм умеренности и разумного компромисса отступил перед напором консерватизма протеста и неудовлетворённости существующим. Историк и публицист Илья Будрайтскис рассматривает этот непростой процесс в контексте истории самой консервативной интеллектуальной традиции, отношения консерватизма и революции, а также неолиберального поворота в экономике и переживания настоящего как «моральной катастрофы».