Правда о Bravo Two Zero - [22]

На жарком ветру я тщательно обыскивал поле боя в поисках остатков перестрелки, описанной в книге Макнаба. Я путешествовал по Ближнему Востоку достаточно долго, чтобы знать, что, если машина подбита в пустыне, никто не потрудится убрать ее. Синай, например, все еще усеян огромным количеством бронетехники, оставшейся после войны 1967 года. Если бы Браво Два Ноль действительно вывела из строя два бронетранспортера и несколько грузовиков, почти наверняка должны были остаться обломки, и все же там не было вообще ничего — ни куска искореженного металла, ни трака, ни кусочка резины от шины, ни даже винтика. Более того, бассейн был совершенно плоским, без ям, бугров или перепадов. Если бы там были бронетранспортеры, то их было бы невозможно не увидеть, понял я.

Позже, вернувшись в дом Аббаса, я размышлял о загадках. Макнаб в своей книге пишет столь авторитетно, что трудно не остаться убежденным. Все же моя собственная подготовка в SAS говорила, что для пешего патруля будет безумием атаковать боевые порядки бронетехники. Философия SAS всегда была в том, что в девяти случаях из десяти оторваться — лучшая доблесть. При столкновении с бронетехникой SOP[17] заключается в том, чтобы как можно быстрее скрыться — очень близко к тому, как описывает Райан. Макнаб признал это позже в газетном интервью: "Чего бы вам меньше всего хотелось, так это оказаться вовлеченным в какой-либо контакт. Прежде всего, это не наша задача; мы там были не для того, чтобы затеять бой. Мы не велики численностью. Мы недостаточно сильно вооружены для этого, это не было нашей работой". И этот же самый человек, позже признавшийся интервьюеру, "Задача, была не сражаться с противником, а уйти от него", пишет в своей книге, что он возглавил самоубийственную атаку на вражескую бронетехнику, пренебрегая не только принципами SAS, но и всеми правилами, изложенными в любом военном учебнике. Макнаб пишет, что в ходе боя было убито и ранено множество иракцев, и даже Райан косвенно намекает, что подстрелил троих человек. Братья неоднократно заверяли меня, что ни в одного из них не попали. "Ни единой царапины", как сказал Аббас.

Вечером они отвели меня к сараю, где показали кое-что из предметов, которые они достали из запасов, оставленных Браво Два Ноль в вади. "Там было огромное количество снаряжения", сказал Аббас. "Одежда, мешки с песком, лопаты, еда, канистры — даже взрывчатка, которую наши военные потом уничтожили". Он показал мне лопату и канистру, с треугольной маркировкой британского Министерства Обороны, которые, очевидно, использовалась его семьей и, позже, обойму 5.56-мм трассирующих патронов с оранжевой маркировкой, не используемых иракской армией, маскировочную сеть, противогаз, и куски противопехотной мины "Клеймор", такой же, как описанная в книге Макнаба. "Они закопали это в вади", сказал Аббас. "И потом уничтожили". Это подкрепляло утверждение Макнаба, что они поставили два "Клеймора" и, отходя, оставили их похороненными на дне вади. Было увлекательно думать, что я держал исторический артефакт — остатки одного из "Клейморов", действительно использованных Браво Два Ноль и упомянутых в книге Макнаба. Я был рад, когда Аббас сказал, что я могу забрать их. Я также спросил, что случилось с восемью бергенами, которые они нашли. Братья сказали, что их забрали военные и, вероятно, они в Багдаде.

После заката бедуины зарезали в нашу честь двух овец, пригласив собраться всю семью и соседей. В гостевой зале постелили большую клеенку и внесли еду: большие медные подносы, выложенные ломтями баранины поверх жирного риса. Мы ели по-арабски, правыми руками, рассевшись вокруг подносов, и я снова почувствовал себя дома, согретый гостеприимством этих простых людей. Потом, когда, наевшись, мы сидели, потягивая чай, Аббас снова рассказал всем собравшимся историю о Браво Два Ноль, в то время как другие бедуины кивали, как если бы уже много раз прежде слышали об этом. Если это было подстроено, думал я, то или в это были вовлечены все здесь собравшиеся, или Аббас и Хаиль не заботились, что станут известны всему миру как лжецы. Принимая во внимание, что ложь была табу в бедуинском обществе, это казалось очень маловероятным. В то же время, храбрость Аббаса и Хаиля, сразившихся с восемью мужчинами, вооруженными пулеметами и РПГ, вполне соответствовала бедуинским идеалам.

"А вас не беспокоило, что их было больше, чем вас и они были лучше вооружены?" спросил я.

Аббас пожал плечами и показал мне свою искалеченную лодыжку, указав на три или четыре шрама, которые явно были следами от пуль. "Это был пулемет", сказал он мне. "Во времена войны с Ираном я двенадцать лет прослужил в иракских силах спецназначения, из них восемь на войне. Я видел сотни убитых товарищей, шесть раз был ранен. У меня в теле все еще остались две пули. Нас обычно использовали как группы захвата, идущие в иранские траншеи, чтобы добыть иранских языков, которых можно было бы допросить, чтобы получить информацию. Иногда мы бились врукопашную и штыками, и — да смилуется надо мной Господь — как-то я убил человека камнем, потому что у меня кончились патроны. Я был произведен в главные сержанты, получил четыре благодарности за храбрость. Однажды я был под трибуналом, потому что генерал приказал, моему отряду отступить, а я отказался, назвав его ослом и трусом. Однако меня оправдали. Хаиль, мой брат, тоже служил в силах спецназначения и тоже имеет благодарности за храбрость. Из-за моей лодыжки я уволился из армии по инвалидности и в войну 1991 года уже не мог служить, но все равно, мы — бедуины, и проводим всю нашу жизнь с оружием в руках. Я застрелил своего первого волка, когда мне было двенадцать. Мы привыкли защищать наши стада и наши семьи, так что сразиться с восемью противниками было для моего отца, брата и меня не столь уж великим делом".