Правда о 1937 годе. Кто развязал «большой террор»? - [17]

За годы перестройки в общественном сознании возникло множество штампов, связанных с ужасами сталинизма. Взять хотя бы утверждение о том, что после войны сидело большинство репатриированных советских граждан. Якобы тот, кто побывал в плену, обязательно сидел. Однако стоит только обратиться к архивным данным, к материалам статистики, как от этого штампа ничего не остается. Историк В. Земсков не поленился пойти в ГАРФ и покопаться в тамошних коллекциях. И что же он выяснил? Оказывается, уже к 1 марта 1946 года 2 427 906 репатриантов были направлены к месту жительства, 801 152 — на службу в армию, а 608 095 репатриантов зачислены в рабочие батальоны Наркомата обороны. И лишь 272 867 (6,5 %) человек передали в распоряжении НКВД. Они-то и сидели.

Вряд ли такая цифра должна удивлять и уж тем более возмущать. Надо бы учесть, что примерно 800 тысяч военнопленных подали заявление о вступлении во власовскую армию. А сколько служили в разных «национальных частях» — прибалтийских, кавказских, украинских, среднеазиатских? Кстати, и к этим людям отношение было зачастую вполне либеральным. Так, 31 октября 1944 года английские власти передали СССР 10 тысяч советских репатриантов, служивших в вермахте. По прибытии в Мурманск им было объявлено о прощении и освобождении от уголовной ответственности. Около года они проходили проверку в фильтрационном лагере НКВД, после чего их отправили на шестилетнее поселение. По истечении срока большинство было оттуда освобождено с зачислением трудового стажа и без указания в анкете на какую-либо судимость.

Еще один штамп — страшные кары опоздавшим на работу. «Ах, ты опоздал? Вот тебя при Сталине за это посадили бы, знал бы, как нарушать дисциплину!» — такие слова в годы застоя можно было часто слышать от не в меру ретивых почитателей Иосифа Виссарионовича. Противники Сталина тоже любили, да и сегодня любят рассуждать о «посаженных за опоздание». На самом деле за опоздание практически никого не сажали. Было специальное Бюро исправительных работ при НКВД, в чье ведение и переходили нарушители дисциплины. Их приговаривали к общественным работам, которые они выполняли на своем же рабочем месте. Просто из зарплаты провинившихся вычитали 25 %. По сути, это был штраф в пользу государства. Крутовато? Да, бесспорно. Но не следует забывать о том, что подобный жесткий режим был введен накануне войны, когда речь шла о судьбе страны.

Многие упрекнут меня за то, что я так вот легко оперирую цифрами, за которыми стоят судьбы конкретных людей. Дескать, какая разница, сколько было репрессировано — три миллиона или пятнадцать? Все равно же живые люди…

Но по такой логике можно смело ставить знак равенства между нынешними США, где частенько выносят смертные приговоры невиновным, и, скажем, Кампучией при Пол Поте, уничтожившем половину населения этой страны. Однако всем ясно, что это неправильно. Существует огромная разница между пятнадцатью и тремя миллионами жертв. И всем стоит задуматься — почему была допущена такая грандиозная фальсификация? Уж не для того ли, чтобы замазать черной краской целый период в нашей истории?

И все же — почему?

Другое дело, было бы неправильно игнорировать сам факт массовых репрессий. Они, безусловно, имели место быть, причем зачастую принимали совершенно абсурдный характер. Что же было их причиной, почему наряду с революционными палачами ленинской поры и политическими интриганами пострадали сотни тысяч безвинных людей? Можно ли возложить ответственность за репрессии на Сталина и его ближайшее окружение?

Мне представляется, что политические репрессии 1937–1938 годов были вызваны острой внутрипартийной борьбой, которая к этому времени достигла своего размаха. В 20-е годы, как это ни покажется странным, она еще не была столь ожесточенной. Исследователи обычно оказываются загипнотизированными яркими образами ближайших ленинских соратников — Л. Д. Троцкого, Г. Е. Зиновьева, Л. Б. Каменева, Н. И. Бухарина. Считается, что они-то и составляли самую мощную оппозицию Сталину, а с их устранением от высшей власти в партии и правительстве сложился некий консенсус, коварно разрушенный «тираном». Рационального объяснения подобному поступку не дается. Непонятно, почему Сталину понадобилось уничтожать согласных с ним людей. Версия об излишней подозрительности абсолютно несостоятельна. Попытка свести истолкование важнейших исторических событий к психологии затушевывает их социально-политический смысл. Даже если бы Сталин и был подозрительным, жестоким маньяком, совершенно непонятно, как этот маньяк смог осуществить грандиозную кадровую революцию в партии большевиков?

Но все становится объяснимым, если признать, что в 30-е годы на властном Олимпе столкнулись самые разные политические силы, бывшие едиными ранее, в 20-е годы. Действительно, влияние и левых, и правых уклонистов (троцкистов, зиновьевцев, бухаринцев) в партийно-государственном аппарате, армии, госбезопасности было довольно слабым. Да, они занимали многие высшие должности, однако не пользовались особым авторитетом в среднем и низшем звеньях партийцев. Когда речь шла о вотуме доверия оппозиционерам, выяснялось, что они представляют собой группу превосходных ораторов без широкой аудитории. Осенью 1926 года, во время общепартийной дискуссии линию ЦК поддержали 724 066 членов ВКП(б), тогда как оппозиционеров — 4120. В Московской парторганизации за платформу левых был подан лишь 171 голос (всего в обсуждении приняло участие 53 208 человек). Даже в Ленинграде, вотчине Зиновьева, оппозиция собрала лишь 325 голосов при 34 180 голосовавших. Бухаринская оппозиция не пользовалась даже такой поддержкой. А вот в 1934 году, во время XVII съезда ВКП(б), на выборах в ЦК против Сталина было подано около 270 голосов из 1225. Спрашивается, когда борьба внутри партии была ожесточенней — в 20-е или в 30-е годы? Думаю, ответ очевиден.