Правда и кривда - [53]

— В самом деле? — сказала совсем не то, что думалось сказать в таком случае.

— В самом деле. Вы, несомненно, и не замечали этого?

— Не замечала.

— А я еще в больнице влюбился в вас… Там сошлись моя боль и любовь. Но вижу, вы ничуть не любите меня…

— Не знаю, Марко Трофимович, — и правду, и неправду смущенно сказала она.

— Я так и думал… Наверное, вы не моя судьба.

— Почему же?.. Никто судьбы не угадает, — тихо возразила, и он с надеждой взглянул на нее.

— Подумайте, Степанида Ивановна, подумайте, взвесьте, потом скажете… Люблю вас, как душу, — обеими руками пожал ей руку и исчез в темноте.

„Чудной какой… Почему бы еще было не постоять, не сказать какие-то слова. Милый…“ — стояла в тумане под звездами, а потом пошла по той самой тропинке, которой прошел он, думая, что не раз наступает на его следы…

Думалось недолго ей; в один вечер, как цвет, расцвело все то, что собиралось давно. И на следующий день она радостно ощутила себя невестой.

В сладком тумане, в шепоте наилучших слов и опьянении первых поцелуев промелькнули предсвадебные вечера. Простенькую, негромкую свадьбу должны были отгулять они после окончания учебного года. И вот наступил несчастный день ее свадьбы. В школу к ней подъехал в английском френче и в еще большему галифе Безбородько, и они оба стали ждать жениха. Но он не приходил. Безбородько красноречиво несколько раз стучал ногтем по стеклу лукообразных, из американского золота часов, а она краснела и бледнела в разных тяжелейших догадках, вбирала в себя невыплаканные слезы, которые боялась показать при постороннем человеке. И чувствовала, что любовь ее, будто раненная птица, бьется в последних муках.

— Уже и есть хочется, а Германа все нет, — показал свою ученость Безбородько. — У Марка все может быть. Я, кажется, вам когда-то намекал… Пойду на разведку.

Обметая двери своим галифе, он вышел из жилища, безнадежно махнул рукой вознице и исчез за хатой. Вернулся возмущенный и аж зеленый от злости.

— Вот разжились, Степанида Ивановна, на женишка себе! Какое только бездумье погнало вас в брак? Еще до свадьбы, практически, имеете уважение, а потом, глядите, каждый день будут бредни! Подумайте: ему корова дороже любви. Всего ждал, но такого — никогда.

Она уже ничего не могла сказать, лишь безмолвно, только видом скорби допытывалась у Безбородько: ’’Что же и за что такое произошло?“ А он, довольный своими предвидениями, всеми движениями, шагами, словами, как колдун, делал каменным ее сердце, тело и втискал в лед, в темень, где и надежды нет на доброе предчувствие или чувство.

— Корову в эту ночь у какой-то вдовушки украли. На рассвете бросилась она, раззява, к Марку искать помощи. А ему что? Свадьба в голове? Без колебаний, практически, натянул, извините, штаны на себя, наган в руку и, даже без рубашки, рванул по следам за ворьем. Да я в такой праздничный день свою собственную корову подарил бы той дурище, чтобы не отходить от молодой. Так есть ли в его умном чугунке и крученом сердце хоть какая-то малость любви!? — он посмотрел в окно и злорадно ткнул пальцем: — Вот, посмотрите и взгляните — идет герой, но не с молодой, а с коровой!

Больно выворачивая глаза, она увидела на улице Марка. Но какого? В одних штанах, забрызганный грязью с головы до ног, он медленно вел пузатую, тоже забрызганную корову и что-то весело рассказывал людям, которые полукругом следовали за ним.

Его веселость громом выбивает остатки ее любви и переполняет все тело самыми неприятными подозрениями и рыданием. Она уже не видела, как счастливо, с каким нетерпением взглянул Марко на ее окно. Не в силах сдерживать слезы, которые сразу брызнули на свадебное с ромашками платье, метнулась по комнате, схватила чемоданчик, что-то запихнула в него.

— Антон Иванович, умоляю, пусть ваш возница отвезет меня на станцию.

— Если имеете еще до брака вот такое уважение, то пусть, практически, везет без проволочек, — боком отвернулся от нее Безбородько.

Она завядшая, чужая среди цветов своего свадебного платья, закапанных не росой, а слезами, села на телегу, убегая от своей любви, от своих наилучших и тягчайших дней, от того шагового колеса юности, что у каждого по-своему кружит…

* * *

И вот случай снова привел ее на следы прошлого. Когда ехала к брату, она думала, что с годами растерялись все чувства. Да вышло не так. Г оды как вода — им нет возврата. А утраченные чувства, как птицы, вернулись, закружили над давним гнездом, боясь заглянуть у него…

„А почему было и не встретиться с Марком? — разом увидела перед глазами и чернявого, как предвечерье, парня, и пожилого, с сединой мужчину на костылях… — ’’Кроковоє колесо вище тину стояло, много дива видало…“ И несомненно, Марко, не столько ты видел дива, как саму смерть», — снова пожалела и свои молодые лета и

XI

Теперь Григорию Стратоновичу кажется, что и среди тысячи людей он узнал бы шаги своей Екатерины. Своей!.. Хотя нет в ее походке юной легкости, украдчивого или испуганного перестука, но есть в ней трогательная нерешительность, будто говорящая, как, замирая, спасается и дрожит женщина над своей любовью.

А она таки и дрожит над ним, веря и не веря, что и вдовья судьба может встретиться со счастьем. Не пройдет ли оно, как непрочная сетка золотого дождя, который не насыщает землю, а только оставляет на ней обилие слез?