Правда - [150]
Эти слова стали последней каплей — рабочие, сбивая друг друга с ног, кинулись к трибуне. Дзержинский запустил им вдогонку ударную реплику: «Бей жидов, спасай Россию!» — и, усиленно работая локтями, начал выбираться из толпы. Укрывшись за углом, он осторожно выглянул оттуда. Над местом, где была трибуна, сгрудились люди, оттуда рвался тонкий поросячий визг и временами вылетали какие-то темно-багровые ошметки. С облегчением скидывая лохмотья и сдирая мерзкий парик, Феликс Эдмундович накинул на плечи спрятанную заранее шинель и поспешил на Лубянку.
На другой день газеты напечатали известие о скоропостижной смерти товарища Свердлова от тифа. То немногое, что от него осталось, похоронили в Кремлевской стене. Президентом вместо него сделали безобидного пьяницу, бывшего слесаря Калинина, который имел большой успех на митингах, распевая матерные частушки. От Троцкого тоже решили не отказываться — под его именем теперь выступал некий литератор из Шклова по прозвищу Шкловский. Говорил он так же хорошо, как покойный Свердлов, причем так запутывал слушателей непонятными словами, что они готовы были верить чему угодно. Правда, он был лыс как коленка, но Дзержинский быстро решил эту проблему, снабдив златоуста львиным париком и эспаньолкой. Это было вдвойне удобно — в парике Шкловский мог изображать Троцкого, а без него Ленина.
Сам Ильич на время перестал выступать вовсе. Он жалел бедного Свердлова, но еще больше жалел себя, снова и снова мечтая бросить все и уехать куда-нибудь подальше.
Но ехать было некуда — Советскую республику окружало кольцо фронтов.
ГЛАВА 12
— Ну что, Лева, как там наш батяня? — спросил Ленин вошедшего к нему в кабинет Каменева.
Было начало мая 1919-го; Каменев только что вернулся из Гуляй-Поля. Как все, кто ездил в гости к Нестору Ивановичу Махно, он был бледен от беспробудного пьянства и еле дышал от сытости.
— Все тип-топ, Ильич. Батька обещал бить Григорьева в хвост и в гриву.
(Григорьев был мятежный атаман.)
— Весело небось было, — проворчал Ленин с плохо скрываемой завистью и снова уткнулся в бумаги, от которых его оторвало появление Каменева.
— А то! Батька у Деникина обоз с вином отбил. Коньяк, натурально, французский, бургундское, шамбертен... Омары, паштет из гусиной печенки... — Каменев облизнулся и закатил глаза к потолку. — Ананасы в шампанском...
— Замолчи; я из-за тебя статью испортил, — оборвал его Ленин.
В Москве было голодно; который месяц большевики пили один неразбавленный спирт, и слушать этот гастрономический бред было выше сил человеческих. А ведь Лева Каменев никогда не был чревоугодником; если уж его так проняло...
— А повара у батьки! — соблазнительным шепотком продолжал Каменев. — Масло как слезы, начинка жирная, сочная, с яйцами, с потрохами, с луком... Два куска съел, а третий к щам приберег...
— Неужели верно говорят, что у батьки гарем из красавиц? — угрюмо спросил Владимир Ильич. С кончика пера стекла безобразная жирная клякса; он порвал очередной лист, швырнул в корзину для бумаг.
— Прекрасные девушки, — вздохнув, сказал Каменев. — Маникюр умеют и шьют как в Париже. Вот, гляди, какую они мне штучку подарили... — На нем был необыкновенной красоты шейный платок — муарово-серый, в вышитых розовых бутончиках. — И пляшут, и поют, и на гитарах играют...
Обессилев, Владимир Ильич внимал пению этой сирены, и лицо его жалобно кривилось; и вдруг он вскочил, отшвырнул перо и схватился за свою кепку.
— Еду! — сказал он Каменеву. — Еду в Гуляй-Поле. В конце концов, мне положен отпуск! — Он не брал отпуска ни в семнадцатом, ни в восемнадцатом; а ведь право человека на оплачиваемый отпуск было провозглашено еще на Втором съезде РСДРП.
— А кто ж будет управлять государством? — растерялся Каменев.
Свердлова к тому времени уже не было в живых; коллеги наивно полагали, что он умер, простудившись на митинге.
— Ты и будешь, — сказал Ленин и, видя, что Каменев трусит, прибавил для его успокоения: — Ежели что — советуйся с Троцким.
Поезд подъезжал уже к Гуляй-Полю; виднелись крепкие, хорошие избы, крытые железом, сады, ометы соломы... Погода стояла великолепная; Владимир Ильич, облокотясь о раму спущенного окна, жадно вдыхал свежий воздух и вспоминал обстоятельства своего знакомства с Махно. Сколько он с тех пор ни слушал аппетитные рассказы большевиков, навещавших батьку, ему все не верилось в эти гаремы и оргии: ведь Нестор Иванович поначалу был совсем, совсем другой человек...
Их встреча состоялась больше года тому назад в Кремле; у Ленина только что выдалась редкая минута спокойной работы в одиночестве, но Фотиева, его секретарь, вошла в кабинет и доложила, что к нему пришел посетитель. Владимир Ильич проворно убрал в нижний ящик стола фляжку с коньяком, стакан, две колоды карт, складную шахматную доску, пилочку для ногтей, связку старых любовных писем, завернутый в бумажку шмат сала, журнал «Дом и усадьба», стопку пикантных парижских открыток, початую банку с консервированными персиками и сказал:
— Просите.
Фотиева повернулась и вышла, всем своим видом демонстрируя неодобрение. Она была для Ленина постоянным источником раздражения и досады: он мечтал о секретарше стройненькой и вместе с тем пухленькой, большеглазой и разбитной, с пикантной родинкою на щеке, как у Троцкого, но Дзержинский со Свердловым навязали ему эту каракатицу, утверждая, что она прекрасный работник и всякое такое; со всех сторон окруженный некрасивыми женщинами, Ленин задыхался... Он услыхал через закрытую дверь, как Фотиева кому-то что-то говорит своим противным занудливым голосом; затем послышался звук робких, шаркающих шагов, дверь приотворилась, и на пороге возник посетитель.
Новый роман Дмитрия Быкова — как всегда, яркий эксперимент. Три разные истории объединены временем и местом. Конец тридцатых и середина 1941-го. Студенты ИФЛИ, возвращение из эмиграции, безумный филолог, который решил, что нашел способ влиять текстом на главные решения в стране. В воздухе разлито предчувствие войны, которую и боятся, и торопят герои романа. Им кажется, она разрубит все узлы…
«Истребитель» – роман о советских летчиках, «соколах Сталина». Они пересекали Северный полюс, торили воздушные тропы в Америку. Их жизнь – метафора преодоления во имя высшей цели, доверия народа и вождя. Дмитрий Быков попытался заглянуть по ту сторону идеологии, понять, что за сила управляла советской историей. Слово «истребитель» в романе – многозначное. В тридцатые годы в СССР каждый представитель «новой нации» одновременно мог быть и истребителем, и истребляемым – в зависимости от обстоятельств. Многие сюжетные повороты романа, рассказывающие о подвигах в небе и подковерных сражениях в инстанциях, хорошо иллюстрируют эту главу нашей истории.
Дмитрий Быков снова удивляет читателей: он написал авантюрный роман, взяв за основу событие, казалось бы, «академическое» — реформу русской орфографии в 1918 году. Роман весь пронизан литературной игрой и одновременно очень серьезен; в нем кипят страсти и ставятся «проклятые вопросы»; действие происходит то в Петрограде, то в Крыму сразу после революции или… сейчас? Словом, «Орфография» — веселое и грустное повествование о злоключениях русской интеллигенции в XX столетии…Номинант шорт-листа Российской национальной литературной премии «Национальный Бестселлер» 2003 года.
Орден куртуазных маньеристов создан в конце 1988 года Великим Магистром Вадимом Степанцевым, Великим Приором Андреем Добрыниным, Командором Дмитрием Быковым (вышел из Ордена в 1992 году), Архикардиналом Виктором Пеленягрэ (исключён в 2001 году по обвинению в плагиате), Великим Канцлером Александром Севастьяновым. Позднее в состав Ордена вошли Александр Скиба, Александр Тенишев, Александр Вулых. Согласно манифесту Ордена, «куртуазный маньеризм ставит своей целью выразить торжествующий гедонизм в изощрённейших образцах словесности» с тем, чтобы искусство поэзии было «возведено до высот восхитительной светской болтовни, каковой она была в салонах времён царствования Людовика-Солнце и позже, вплоть до печально знаменитой эпохи «вдовы» Робеспьера».
Неадаптированный рассказ популярного автора (более 3000 слов, с опорой на лексический минимум 2-го сертификационного уровня (В2)). Лексические и страноведческие комментарии, тестовые задания, ключи, словарь, иллюстрации.
Эта книга — о жизни, творчестве — и чудотворстве — одного из крупнейших русских поэтов XX пека Бориса Пастернака; объяснение в любви к герою и миру его поэзии. Автор не прослеживает скрупулезно изо дня в день путь своего героя, он пытается восстановить для себя и читателя внутреннюю жизнь Бориса Пастернака, столь насыщенную и трагедиями, и счастьем. Читатель оказывается сопричастным главным событиям жизни Пастернака, социально-историческим катастрофам, которые сопровождали его на всем пути, тем творческим связям и влияниям, явным и сокровенным, без которых немыслимо бытование всякого талантливого человека.
Книга Тимура Бикбулатова «Opus marginum» содержит тексты, дефинируемые как «метафорический нарратив». «Все, что натекстовано в этой сумбурной брошюрке, писалось кусками, рывками, без помарок и обдумывания. На пресс-конференциях в правительстве и научных библиотеках, в алкогольных притонах и наркоклиниках, на художественных вернисажах и в ночных вагонах электричек. Это не сборник и не альбом, это стенограмма стенаний без шумоподавления и корректуры. Чтобы было, чтобы не забыть, не потерять…».
В жизни шестнадцатилетнего Лео Борлока не было ничего интересного, пока он не встретил в школьной столовой новенькую. Девчонка оказалась со странностями. Она называет себя Старгерл, носит причудливые наряды, играет на гавайской гитаре, смеется, когда никто не шутит, танцует без музыки и повсюду таскает в сумке ручную крысу. Лео оказался в безвыходной ситуации – эта необычная девчонка перевернет с ног на голову его ничем не примечательную жизнь и создаст кучу проблем. Конечно же, он не собирался с ней дружить.
Жизнь – это чудесное ожерелье, а каждая встреча – жемчужина на ней. Мы встречаемся и влюбляемся, мы расстаемся и воссоединяемся, мы разделяем друг с другом радости и горести, наши сердца разбиваются… Красная записная книжка – верная спутница 96-летней Дорис с 1928 года, с тех пор, как отец подарил ей ее на десятилетие. Эта книжка – ее сокровищница, она хранит память обо всех удивительных встречах в ее жизни. Здесь – ее единственное богатство, ее воспоминания. Но нет ли в ней чего-то такого, что может обогатить и других?..
У Иззи О`Нилл нет родителей, дорогой одежды, денег на колледж… Зато есть любимая бабушка, двое лучших друзей и непревзойденное чувство юмора. Что еще нужно для счастья? Стать сценаристом! Отправляя свою работу на конкурс молодых писателей, Иззи даже не догадывается, что в скором времени одноклассники превратят ее жизнь в плохое шоу из-за откровенных фотографий, которые сначала разлетятся по школе, а потом и по всей стране. Иззи не сдается: юмор выручает и здесь. Но с каждым днем ситуация усугубляется.
В пустыне ветер своим дыханием создает барханы и дюны из песка, которые за год продвигаются на несколько метров. Остановить их может только дождь. Там, где его влага орошает поверхность, начинает пробиваться на свет растительность, замедляя губительное продвижение песка. Человека по жизни ведет судьба, вера и Любовь, толкая его, то сильно, то бережно, в спину, в плечи, в лицо… Остановить этот извилистый путь под силу только времени… Все события в истории повторяются, и у каждой цивилизации есть свой круг жизни, у которого есть свое начало и свой конец.
С тех пор, как автор стихов вышел на демонстрацию против вторжения советских войск в Чехословакию, противопоставив свою совесть титанической громаде тоталитарной системы, утверждая ценности, большие, чем собственная жизнь, ее поэзия приобрела особый статус. Каждая строка поэта обеспечена «золотым запасом» неповторимой судьбы. В своей новой книге, объединившей лучшее из написанного в период с 1956 по 2010-й гг., Наталья Горбаневская, лауреат «Русской Премии» по итогам 2010 года, демонстрирует блестящие образцы русской духовной лирики, ориентированной на два течения времени – земное, повседневное, и большое – небесное, движущееся по вечным законам правды и любви и переходящее в Вечность.