Права нации: Автономизм в еврейском национальном движении в позднеимперской и революционной России - [21]
В контексте XIX века, то есть в контексте государственного имперского строительства, «модернизация» подразумевала централизацию, интеграцию и гомогенизацию. Все эти процессы наталкивались на сопротивление национальных меньшинств, поскольку модернизация оборачивалась уничтожением привилегий[118]. Для евреев процесс модернизации начался в 1764 году с роспуска Ваада четырех земель в Польше, достиг следующего этапа с отменой института кагала в 1844 году, но оставался незавершенным[119]. Даже в российской армии, которую евреи рассматривали как главное орудие ассимиляции и насильственного обращения в другую веру, правительство не только позволяло евреям сохранять религиозную автономию, но и допускало создание солдатских религиозных общин, сходных по структуре и функциям с братствами черты оседлости[120]. Правительство в XIX веке уреза́ло автономию евреев, но из-за неготовности полностью «влить» евреев в российские сословия ему удалось обрубить многие ветки и даже корни — и все же не удалось выкорчевать дерево автономии. Чтобы понять, как и почему в конце имперского периода и после революции еврейские националисты стремились к восстановлению автономии, нужно прежде всего рассмотреть, как автономизм возник из конкретных условий поздней Российской империи.
Российская экономика и еврейское общество в XIX веке
Дубнов родился в 1860 году в Мстиславле, а свое первое сочинение о природе еврейского национализма написал в 1897 году в Одессе. За тридцать семь лет Российская империя сильно изменилась. Те экономические и социальные течения, которые перенесли Дубнова из Мстиславля в Одессу, из идиша — в русский язык, из иешивы — в занятия политической теорией, перенесли в иные обстоятельства и миллионы других евреев. Подобно большей части Европы и Соединенным Штатам Российская империя во второй половине XIX века переживала трансформацию. В 1897 году пять с лишним миллионов евреев в Российской империи все еще по большей части общались на идише, исповедовали иудаизм и были ремесленниками или торговцами. Тем не менее политическая философия Дубнова проистекает из перемен, которые произошли в еврейском обществе России за четыре предшествовавших десятилетия.
Дубнов и его поколение были детьми эпохи, получившей название эпохи Великих реформ. Александр II осуществил ряд реформ, затрагивавших все аспекты жизни Российской империи: экономику, военное дело, судебную систему и образование[121]. Александр II не захотел полностью устранить юридическое неравенство евреев, но воздерживался и от силового подхода к ассимиляции, практиковавшегося Николаем I. Манифест 1861 года об освобождении крепостных неблагоприятно сказался на многих евреях, которые были связаны с помещиками, а от перехода к индустриализации большинство евреев ничего не выиграло. По мере развития промышленности освобожденные крестьяне начали переселяться в города. Сфера торговли и ремесел сокращалась, конкуренция росла, и в сочетании с превышающей среднюю по стране рождаемостью все это вело к сравнительному обнищанию евреев черты оседлости в последние сорок лет XIX века[122]. Все больше евреев вынуждены были бросить торговлю или высокопрофессиональное ремесло и пойти на фабрику или заняться неквалифицированным ремесленным трудом, например дублением кожи, производством щеток или папирос. Именно безработицей объясняется массовая эмиграция российских евреев. Прежде всего в США, особенно из Северо-Западного края. Евреи были «деклассированы», лишились той экономической ниши, которая обеспечивала им более высокий уровень жизни, чем у соседей, и многие остались без средств к существованию, превратились в «парий»[123].
Однако Великие реформы открыли перед евреями и новые возможности, позволявшие достичь успеха в российском обществе и воспользоваться новыми привилегиями. В 1861 году правительство приняло важное решение: евреи — выпускники университетов освобождались от ограничений как в месте жительства, так и в выборе профессии. Некоторые российские евреи восприняли этот указ как эмансипацию, сравнимую с освобождением крестьян[124]. Они хлынули в российские гимназии в расчете поступить затем в университет, а вскоре заполонили и университеты. К 1886 году около 15 % российских студентов составляли евреи, а в таких городах, как Харьков и Одесса, этот процент был существенно выше[125]. Благодаря притоку выпускников университетов, а также тех, кто получил привилегию проживать по всей территории страны на иных основаниях, прослойка культурно ассимилированной элиты стремительно выросла до нескольких десятков тысяч (впрочем, по-прежнему оставаясь малой частью еврейского населения России)[126]. Эмансипация наиболее образованной части общества служила ощутимым стимулом тем, кто мог, последовав ее примеру, также порвать связи с традиционным обществом, и такой стимул сам по себе вел к преобразованиям.
Университеты породили еврейскую интеллигенцию, то есть еврейские студенты восприняли и адаптировали идеи русской интеллигенции об особой роли мыслящих людей и их отличии от «народа»[127]. Обозначив себя в 1860-х годах этим новоизобретенным термином, представители российской интеллигенции поставили перед собой особые задачи именно в качестве интеллигентов
Настоящая книга явилась плодом совместного творчества известнейших ученых-кельтологов, Майлза Диллона и Норы Чедвик. Это обобщающий и в некотором роде подытоживающий труд, вместивший все наиболее важные данные и сведения, собранные кельтологией к середине 60-х годов XX века. Наряду с широчайшим охватом материала великим достоинством этой книги является истинно научный подход авторов, основывающих свое изложение только на достоверной и проверенной информации, скрупулезном и тщательном анализе и сопоставлении источников.
Говоря о своеобразии Эфиопии на Африканском континенте, историки часто повторяют эпитеты «единственная» и «последняя». К началу XX века Эфиопия была единственной и последней христианской страной в Африке, почти единственной (наряду с Либерией, находившейся фактически под протекторатом США, и Египтом, оккупированным Англией) и последней не колонизированной страной Африки; последней из африканских империй; единственной африканской страной (кроме арабских), сохранившей своеобразное национальное письмо, в том числе системы записи музыки, а также цифры; единственной в Африке страной господства крупного феодального землевладения и т. д. В чем причина такого яркого исторического своеобразия? Ученые в разных странах мира, с одной стороны, и национальная эфиопская интеллигенция — с другой, ищут ответа на этот вопрос, анализируя отдельные факты, периоды и всю систему эфиопской истории.
В книге рассматривается время, названное автором «длинным 1894-м годом» Российской империи. Этот период начинается с середины января 1894 г., когда из-за тяжелого заболевания Александр III не мог принимать министерские доклады и наследнику цесаревичу Николаю было поручено ознакомиться с ними, то есть впервые взяться за выполнение этой исключительно царской миссии. Завершается «длинный 1894-й» второй половиной января – началом февраля 1895 г. В те дни, после выступления Николая II 17 января в Зимнем дворце перед депутациями, четко определился неясный прежде его идеологический курс.
В книге рассказывается о менее известных сторонах вмешательства США во внутриполитическую жизнь Чили, в результате которого в 1973 году в этой стране был совершен военный переворот и чилийский народ оказался под властью фашистской диктатуры. Основное внимание сосредоточено на показе преступной роли ЦРУ в подготовке заговора американского империализма против правительства Народного единства. Для широкого круга читателей.
Книга является переизданием двухтомной монографии (т. I вышел в 1947 г., т. II — в 1961 г.), которая до сих остается единственным исследованием, охватывающим всю сложность исторической проблематики эпохи Возрождения в целом. Монография — классическое произведение не только советской, но и мировой марксистской историографии. Книга рассчитана на историков, филологов, искусствоведов, широкий круг читателей, интересующихся проблемами всеобщей истории.
Севастопольское восстание — вооружённое выступление матросов Черноморского флота и солдат Севастопольского гарнизона, рабочих порта и Морского завода, произошедшее во время первой русской революции с 11 (24) ноября по 15 (28) ноября 1905 года.
В апреле 1920 года на территории российского Дальнего Востока возникло новое государство, известное как Дальневосточная республика (ДВР). Формально независимая и будто бы воплотившая идеи сибирского областничества, она находилась под контролем большевиков. Но была ли ДВР лишь проводником их политики? Исследование Ивана Саблина охватывает историю Дальнего Востока 1900–1920-х годов и посвящено сосуществованию и конкуренции различных взглядов на будущее региона в данный период. Националистические сценарии связывали это будущее с интересами одной из групп местного населения: русских, бурят-монголов, корейцев, украинцев и других.
Коллективизация и голод начала 1930-х годов – один из самых болезненных сюжетов в национальных нарративах постсоветских республик. В Казахстане ценой эксперимента по превращению степных кочевников в промышленную и оседло-сельскохозяйственную нацию стала гибель четверти населения страны (1,5 млн человек), более миллиона беженцев и полностью разрушенная экономика. Почему количество жертв голода оказалось столь чудовищным? Как эта трагедия повлияла на строительство нового, советского Казахстана и удалось ли Советской власти интегрировать казахов в СССР по задуманному сценарию? Как тема казахского голода сказывается на современных политических отношениях Казахстана с Россией и на сложной дискуссии о признании геноцидом голода, вызванного коллективизацией? Опираясь на широкий круг архивных и мемуарных источников на русском и казахском языках, С.
В начале 1948 года Николай Павленко, бывший председатель кооперативной строительной артели, присвоив себе звание полковника инженерных войск, а своим подчиненным другие воинские звания, с помощью подложных документов создал теневую организацию. Эта фиктивная корпорация, которая в разное время называлась Управлением военного строительства № 1 и № 10, заключила с государственными структурами многочисленные договоры и за несколько лет построила десятки участков шоссейных и железных дорог в СССР. Как была устроена организация Павленко? Как ей удалось просуществовать столь долгий срок — с 1948 по 1952 год? В своей книге Олег Хлевнюк на основании новых архивных материалов исследует историю Павленко как пример социальной мимикрии, приспособления к жизни в условиях тоталитаризма, и одновременно как часть советской теневой экономики, демонстрирующую скрытые реалии социального развития страны в позднесталинское время. Олег Хлевнюк — доктор исторических наук, профессор, главный научный сотрудник Института советской и постсоветской истории НИУ ВШЭ.
Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.