«Права человека и империи»: В. А. Маклаков - М. А. Алданов переписка 1929-1957 гг. - [9]

.

Эмиграция и советская власть, 1945: Вокруг «визита»

Эмигрантский «пейзаж» после освобождения Франции выглядел не слишком радостно: численность эмиграции существенно сократилась, а моральный кредит заметно упал. В нацистских лагерях погибли сотни русских евреев-эмигрантов; сотни эмигрантов покинули страну. Немало видных деятелей эмиграции разной политической ориентации умерли в годы войны по естественным причинам, в том числе лидер либералов П.Н. Милюков, председатель адвокатского союза Н.В. Тесленко, бывший царский премьер В.Н. Коковцов и бывший министр финансов Временного правительства М.В. Бернацкий, писатель Д.С. Мережковский и многие другие. В 1945 г. перед русскими изгнанниками-«оборонцами» встал вопрос о смысле существования эмиграции: если они оказались по одну сторону с советской властью, не пора ли если не признать ее правоту, то поискать точки соприкосновения?

Спор о смысле изменений, происшедших в России, и о роли эмигра-ции в новых условиях развернулся между людьми во многом сходных воззрений, много лет лично знавших друг друга, но оказавшихся в годы войны по разные стороны океана. Что означало — в свободной стране или в оккупации, в безопасности или под угрозой тюрьмы, а то и смертной казни. Иначе говоря: между русскими ньюйоркцами и русскими парижанами.

Алданов, как и многие другие русские американцы, был неприятно удивлен, если не сказать поражен, известиями из Парижа о том, что некоторые хорошо ему знакомые русские эмигранты ищут сближения с советскими представителями, а то и просто пошли к «советам» на поклон. Об этом (как и о сотрудничестве с нацистами других — а то и тех же самых русских эмигрантов) писал в Нью-Йорк свояк Алданова Я.Б. Полонский, доходила отрывочная и не всегда достоверная информация и по другим каналам. 6 марта 1945 г. Алданов писал Керенскому: «В Париже, по-моему, происходит, и с каждым днем будет усиливаться развал политической эмиграции. Ее в самом деле уже больше нет: осталась только колония. За успех люди всегда всем прощали все. А теперь, по-видимому, и Бильянкур, и идейные вожди вроде Одинца… окрылены надеждами: амнистия, служба, места, милости, тридцать пять тысяч курьеров в полпредство и обратно. Думаю, что для громадного большинства ни одна из этих надежд не оправдается, и корыто будет разбито во второй раз, — "красная мечта" вслед за "белой мечтой". Кроме того, отношения между де Голлем и коммунистами портятся. Идейные вожди могут немного испугаться: они ссориться с властями не любят»{38}.

Относительно судьбы Франции, ставшей его второй родиной, Алданов был умеренно оптимистичен:

«Коммунисты были бы во Франции всемогущи, если бы Сталин хотел и мог им помогать по-настоящему. Но в Ялте как будто принято решение, что западную Германию будут занимать английские и американские войска. Если так, то "сосредоточение войск на границе" для подкрепления политических требований в данном случае в ближайшие годы окажется невозможным. Своими же силами французские коммунисты едва ли придут к власти. Это подает мне надежду, что, быть может, удастся закончить свои дни в Париже: на Петербург я больше, к большому своему горю, ни малейшей надежды не имею»{39}.

Буквально на следующий день после написания этого письма, 7 марта 1945 г., в «Новом русском слове» появилась корреспонденция из Парижа, повергшая Алданова и его единомышленников в шок.

В ней сообщалось, что группа русских эмигрантов посетила советское посольство в Париже. Дело было не столько в самом факте «визита», сколько в составе группы: половина людей, поднявших в советском посольстве бокалы за здоровье маршала Сталина, были друзьями или однопартийцами Алданова.

12 февраля 1945 г. посольство посетили девять человек. Двое — адмиралы — бывший командующий Балтийским флотом и военно-морской министр Временного правительства Д.Н. Вердеревский и М.А. Кедров, в 1920 г. командующий флотом и начальник морского управления в правительстве П.Н. Врангеля, были приглашены по настоянию посла. Остальными были В.А. Маклаков, A.C. Альперин, A.A. Титов, М.М. Тер-Погосян, Е.Ф. Роговский, В.Е. Татаринов и А.Ф. Ступницкий{40}. Альперин и Титов были, как и Алданов, народными социалистами. С Маклаковым он был «на дружеской ноге». В число достаточно близких к нему людей входил Тер-Погосян. Почти все «штатские» были масонами, входившими в те же ложи, что и Алданов. Возможно, по совокупности этих обстоятельств, а также по свойственной ему дипломатичности Алданову пришлось сыграть, пожалуй, ключевую роль в «выяснении отношений» с участниками визита. Заметим, что эмигрантская политика далеко не всегда была публичной, отчасти ввиду отсутствия печатных «площадей» для обсуждения тех или иных насущных вопросов, отчасти в связи с нежеланием предавать огласке существующие разногласия или, по выражению Маклакова, «еретические» мысли. Переписка играла огромную роль в жизни российских интеллектуалов, в архивах сохранились многие тысячи писем; некоторые из них скорее напоминают политические или историософские трактаты, а по откровенности и литературной отточенности нередко превосходят опубликованные ими же тексты на те же темы. Исследователи творчества Алданова, вероятно, были бы удивлены, узнав, какие тонкости эмигрантской и «общей» политики обсуждал автор «Истоков» в своей обширной переписке с Маклаковым, и насколько он был информированным в этом отношении человеком. Впрочем, это в большей степени относится ко времени холодной войны. Пока же вернемся в 1945 г.