«Правь, Британия, морями»? Политические дискуссии в Англии по вопросам внешней и колониальной политики в XVIII веке - [68]

Однако, довольно неожиданно, Англию поддержала Франция. Людовик XV не был тогда готов воевать за колониальные интересы своего союзника – Испании. Благодаря этому удалось достигнуть соглашения: Мадрид дезавуировал действия своих колониальных чиновников, а Норт секретным образом обязался освободить острова от английских колонистов, как только представится возможность <59>. Как заметил известный мемуарист той эпохи У. Рэкселл, «для того, чтобы избежать разрыва с Испанией, Норт, предпочитавший миролюбивые действия, даже готов был прибегнуть к уловкам, обычно не практиковавшимся» <60>. Конвенция о мирном урегулировании конфликта стала предметом для острого обсуждения в парламенте в январе 1771 г. Оппозиция попыталась воспользоваться шансом для смещения Норта. Главным аргументом ее ораторов было сравнение данной конвенции с конвенцией в Пардо 1739 г. В антиправительственном памфлете говорилось, что «испанским губернаторам позволено считать себя вправе использовать силу, чтобы вытеснять нас из любого пункта, принадлежность которого оспаривается. Испанские губернаторы вправе использовать силу – подданные короля Великобритании не имеют другого права, как только подать жалобу» <61>. Тем не менее, тогда правительству удалось устоять, убедив депутатов-тори и «независимых» депутатов в том, что этот документ в полной мере защищал честь страны.

Некоторые современники полагали, что в конце 60-х – начале 70-х гг. ХVIII века центр дипломатической борьбы сместился на восток Европы. Три самые актуальные международные проблемы, находившиеся под пристальным «вниманием во время политических дискуссий в самой Англии, имели отношение, прежде всего, именно к ней. Речь идет о польской проблеме, особенно обострившейся в связи с первым разделом Польши в 1772 г.; о международных последствиях государственного переворота, совершенного в том же году в Швеции королем Густавом III; и о русско-турецкой войне 1768-74 гг. и ее результатах. Все три отмеченные проблемы вели к усилению разногласий между Англией и ее тогда наиболее вероятным союзником Россией, и в конечном итоге способствовали закреплению ее международной изоляции.

Как отмечалось выше, в первой половине 1760-х гг. английские дипломаты в Варшаве в основном поддержали позицию России, хотя и воздерживались от принятия конкретных, в частности, финансовых обязательств. Оттенки английской политики в Польше изменились с начала 70-х гг. в связи с усилением агрессивности России. Английский министр Саффолк в письме в Петербург посланнику Ганнингу отмечал: «Да будет мне позволено поставить на вид существенный вред, причиненный нашей стране немедленными последствиями разделения Польши, которое, как ни несправедливо оно, должно быть названо делом Русской Императрицы, ибо без ее позволения и содействия оно никогда бы не состоялось» <62>. Однако такие оценки прозвучали в дипломатической переписке, а официально Лондон предпочел отмолчаться, хотя польский король и обращался к Георгу III за поддержкой. Более того, парламент в ноябре 1772 г. одобрил курс правительства на невмешательство в русско-турецкую войну и польские дела. Первый раздел Польши вызвал дискуссию в английском обществе, но в целом не поколебал прорусской направленности политики правительства лорда Норта. Английский историк Хорн склонен осудить эту внешнеполитическую линию: «Ни британский народ, ни британское правительство не позаботились о Польше. Они оставили поляков так же, как в 1930-х гг. Невиль Чемберлен оставил другой народ Восточной Европы – чехов». Хорн обратил внимание, что даже Чэтэм, постоянно заявлявший о своей приверженности делу свободы, не считал, что принципы свободы проигрывают от упадка Польши. Чэтэм заявил Шелборну, что он «почти Русс». Для Чэтэма и большинства других политиков противиться интересам Екатерины в Польше означало солидаризироваться с Францией, и «этого было для англичан достаточно, чтобы не помышлять о помощи полякам» <63>. Уроки Семилетней войны и крайнее обострение отношений с собственными колониями в Северной Америке заставляли английских государственных деятелей ожидать главной опасности именно со стороны Франции. Лишь немногие британские политики подчеркивали возможные опасные последствия российской агрессии. Так, Берк писал, что раздел Польши некоторыми великими державами – это всего лишь завтрак. «Где же они будут обедать?» – вопрошал он <64>.

Другим событием международной жизни, повлиявшим на англо-русские отношения, была русско-турецкая война 1768-74 гг. Как уже отмечалось, Англия оказала определенную поддержку России во время этой войны. Постепенное изменение позиции Великобритании наметилось после сражения в Чесменской бухте. В английских правящих кругах существовало мнение о слабости российского флота <65>. Тем более удивительной показалась эта победа. Кроме того, требования русской дипломатии становились все обширнее. Если первоначально Россия ставила вопрос о свободе русского судоходства на Черном море, то уже в ходе войны возникла идея отделения Крымского ханства от Турции и предоставления ему формальной независимости, что неизбежно вело к усилению русского влияния в Причерноморье. В принципе британские политики могли признать и свободу плавания для российских кораблей на Черном море, и автономию Крымского ханства, но после побед русской армии в 1770 г. Екатерина II обнаружила замыслы добиваться свободного выхода в Средиземное море, получить остров в Архипелаге и обеспечить независимость Молдавии и Валахии от Турции. Эта новая программа уже не могла быть встречена в Лондоне благожелательно или даже безразлично. Там она вызвала серьезные возражения. В июле 1771 г. государственный секретарь Рошфор в инструкциях, посланных в Париж английскому представителю Харкорту, прямо опровергал слухи, будто бы между Англией и Россией достигнуто соглашение о том, что первая не будет препятствовать российским завоеваниям в Средиземноморье, если получит один из захваченных островов Архипелага в качестве компенсации. Он просил передать французскому министру герцогу д’Эгийону, что «у нас нет ни малейшего намерения к захватам в Леванте, которые бы неминуемо ослабили нас» <66>. Министр просил разъяснить французам, что Англия против экспансии России в Средиземноморье.