Правь Амбером! - [7]

– Что ты ищешь? – спросило дерево.

Я шикнул на него и вскинул руку, призывая к молчанию. Кажется, что-то изменилось...

Тут я краем глаза заметил осторожное движение. Из-за рощицы за ручьем изящным шагом выступил белый единорог, опустил голову и принялся пить из заводи, в которую прыгнула лягушка. На шее у единорога что-то висело... что-то, напоминающее огромный рубин на цепочке.

Я ахнул. Это был Судный Камень, который отец показывал мне в Джунипере... тот самый, который он использовал, чтобы создать новый Узор. Должно быть, это тот самый единорог, который помогал нам с отцом.

Когда он, а вернее, она подняла голову и увидела, что я смотрю на нее, то ударила копытом и вскинула голову. Я шагнул к ней. Тогда она развернулась и скользнула за деревья. И там задержалась, взглянув на меня через плечо.

«Следуй за мной, – словно бы говорил единорог. – Следуй за мной к своей судьбе».

3

– Эй, я все понял! – крикнул я. – Я иду!

И я двинулся следом за единорогом.

– Не бросай меня! – воскликнуло дерево.

– Что? – Я в удивлении оглянулся назад. – Я думал, тебе не терпится избавиться от меня.

– Пожалуйста...

Я заколебался. Король Эльнар, может, и умер, а вот мое чувство долга перед ним осталось. Я неохотно повернулся к дереву. Единорог как-нибудь подождет минутку.

– Чего тебе от меня нужно? – спросил я.

– Я... кажется, я знаю тебя.

– Еще бы тебе не знать – после всего того, в чем ты меня обвинил. – Тут я умолк. У меня возникло чудовищное подозрение. А вдруг он и вправду меня не знает? На всякий случай я уточнил: – Как меня зовут?

– Кажется... Ар... Орл... Эрлок?

– Ты называл меня Обере, – мягко произнес я. – Но мое настоящее имя – Оберон.

– Обере... Оберон... да. Да, это звучит правильно. Я знаю тебя, Обере. Оберон.

– Что произошло в Кингстауне? Ты помнишь?

– Я... я не могу вспомнить. Ты сказал, что я – дерево. Но я, кажется, привык быть человеком. Я был им?

– Да, прежде, – сказал я. Адские твари неплохо поработали, раз он не в состоянии вспомнить даже таких простых вещей. Все, что он сказал и сделал после своей смерти, – все, должно быть, было порождено их отвратительной магией, Лишь теперь он начал приходить в себя.

– Ты помнишь что-нибудь обо мне? – спросил я. – Как мы воевали с адскими тварями в Илериуме? Помнишь хоть что-нибудь из своей прежней жизни?

Он заскрежетал деревянными зубами, но ничего не сказал. Очевидно, он ничего не помнил. Если учесть, как я обошелся с головой короля Эльнара при нашей последней встрече, неудивительно, пожалуй, что у дерева наблюдались провалы в памяти. Как он будет что-то помнить, если его мозги размазаны по полю боя в другой Тени?

– А свое имя ты знаешь? – спросил я. Может, если на него надавить, он вспомнит больше.

– Эв... Аг... Югг...

– Не помнишь, – печально констатировал я. Какой-то миг я надеялся, что от короля Эльнара сохранилось больше. – Ты помнишь что-нибудь о том, когда ты был человеком? Помнишь свое королевство?

– Столько тьмы... – прошептало дерево. – Мою память затянуло мраком... Не осталось ничего....

– Думай! – прикрикнул я.

Дерево всхлипнуло.

– Я не могу! Моя память исчезла! Я не могу вспомнить ничего, что было до того, как я очнулся здесь!

Я взглянул на единорога. Он нетерпеливо ударил копытом и скользнул за деревья. Пора идти. Он хочет, чтобы я следовал за ним.

– Мне нужно идти, – торопливо произнес я. – Если ты будешь говорить со мной, а не обзываться, я обещаю вернуться, как только смогу.

– Я согласен... Оберон.

– Спасибо, старина.

Коротко отсалютовав ему, я глубоко вздохнул и снова повернулся к ручью. Фыркнув, белоснежная кобыла двинулась дальше – плывущая прочь темно-серая тень на темном фоне под пологом листвы. Теперь, когда она поворачивалась взглянуть на меня, красноватый отблеск в ее глазах казался почти кошачьим. Я понимал, что ей не нравится ждать, но, в конце концов, это она со своими родичами оживила короля Эльнара. И что я мог поделать?

Я проворно зашагал следом; прошлепал через ручей и вошел в прохладный, пахнущий сыростью лес. Здесь не пели птицы, не жужжали и не летали насекомые. Каждый лист, каждый гриб, каждый солнечный блик, пробившийся сквозь листву, приобретали особую отчетливость, как будто каждый штрих выгравировали острой иглой. Мы рассекали Тени, минуя мир за миром. Воздух едва не звенел от мощи.

Когда я добрался до того места, где единорог стоял перед этим, белая вспышка, скользнувшая впереди и слева, повела меня дальше. Едва различимые следы тянулись меж древних дубов и сосен, огибали камни, вились и взбирались на невысокие холмы.

Так оно и тянулось. Около получаса проводница вела меня через лес, потом по поросшим травою холмам, усеянным округлыми древними валунами. Мы пересекли покрытые буйной растительностью, но пустынные долины, где ветер пел на одной печальной ноте, а потом снова вступили в огромный девственный лес, где царила тишина. Не могу точно сказать, шли ли мы через Тени или нет, но мне кажется, что вряд ли.

В конце концов мы пробились через густой подлесок и вышли на широкую поляну. Там, в ее середине, на огромной каменной глыбе – добрых футов сто пятьдесят в ширину, – светился Узор, который мой отец нарисовал собственной кровью. Он сиял ясным иссиня-белым светом, холодный и прекрасный... более прекрасный, чем предыдущий, ибо на этот раз он был безупречным во всех отношениях.