Прасковья Ангелина - [43]

В районе уже махнули рукой на этот колхоз: «Разоренное хозяйство. Для восстановления нужны люди, ассигнования».

В то время, а было это в 1947 году, районные организации еще не научились конкретно заниматься каждым колхозом. Ни районный отдел сельского хозяйства, ни исполком депутатов трудящихся не уделяли внимания отстающему колхозу, находящемуся в тридцати пяти километрах от Старо-Бешева. «Далеко и несподручно туда добираться», — объясняли иные районные работники.

Тем не менее, несмотря на большую занятость и гнилую мартовскую дорогу, Паша по настоятельной просьбе колхозников артели имени Мичурина поехала к ним.

«Ты, как депутат верховного органа советской власти, вмешайся в наши дела, потревожь районное начальство, — говорили ей колхозники, — край наш благодатный, земли богатейшие… Наши люди многое могут сделать. Надо только вдохнуть в них силы…»

Первая встреча с председателем колхоза Демидом Матвеевичем Загорулько произвела на Пашу тягостное впечатление. «Скользкий какой-то человек, изворотливый, к нему с голыми руками не подступишься», — отметила про себя Паша, как только начала знакомиться со здешними делами.

— Вот собираюсь, Демид Матвеевич, заняться вашим хозяйством, — сказала она. — Настала пора поднять ваш колхоз.

Паша пробыла в колхозе несколько дней и потребовала, чтобы Загорулько рассказал, как он ведет колхозные дела, показал свое хозяйство.

— А что показывать-то, — развел огромными ручищами Загорулько, — я же не восходящая звезда, как твой Коссе.

— Значит, по наклонной вниз ползешь?

— Как сказать… в обозе не плетемся, и то слава богу.

Загорулько стал жаловаться на то, что он никак не хотел после войны за колхозные дела браться, приехал к отцу, думал у него отсидеться, а потом понял, что «председателям нынче сытнее живется», вот и пошел в председатели. Он совсем не стеснялся в выражениях, и его нутро шкурника так и вылезало наружу.

— Значит, жив еще ваш батя? — удивилась Паша, вдруг вспомнив того марьяновского мужичка Загорулько, который был кротким и добрым холопом у кулака Панюшкина.

— А чего ему поделается? Недарма, что за восьмой десяток перевалило, а крепкий, — сказал Загорулько и вдруг, вспыхнув, с раздражением глянул на Пашу сверху вниз. — Ну, а тебе-то что… ты чего выискиваешь? Должна знать, с кем дело имеешь. Заслуженный я человек, фронтовой. Боевыми медалями награжден.

Она еще раз спокойно объяснила ему, что хочет заняться его колхозом, что это сами колхозники пригласили ее сюда.

Чтобы смягчить неловкость, Загорулько перевел разговор на какую-то давнюю историю с получением леса для строительства фермы и болтал еще о чем-то явно второстепенном.

Ближе к вечеру, на общем собрании колхозников все выяснилось досконально. Загорулько еще пробовал вывернуться, лгал, бил себя в грудь, «бренчал» медалью, кричал: «За что боролись, за что кровь проливали на фронтах с проклятым фашизмом!» Не помогло. Ни один человек за него не заступился, все подтвердили, что Загорулько довел колхоз до полного разорения.

— Фашизм мы не терпим в любом виде, — заявила под гром аплодисментов Паша, — как не терпим и тех, которые свои личные интересы, свое благополучие ставят превыше государственных. Скажу по секрету, распалил во мне злость этот ваш главарь, бряцающий медалью. С такими оголтелыми «деятелями» нам не по пути, — заключила она и, поправив спадавшую на лоб кубанку, ясным взором обвела сидевших в зале колхозников.

И когда Паша обернулась для того, чтобы еще раз посмотреть в подлющие глаза этого лысого хлюста, его уже не было, а место за столом президиума занимал тот самый славный парень Петр Веселый с волнистой гривой волос, которого на правлении рекомендовали председателем колхоза.

Колхоз имени Мичурина шел в гору. Паша следила за его ростом и радовалась его успехам.

Спустя несколько месяцев она снова побывала у мичуринцев и воочию убедилась, что жизнь у них бьет ключом. Можно было подумать что в этом хозяйстве никогда и не было упадка. На одном поле заканчивали уборку гречихи, а уродилась гречиха в том 1950 году на диво — не сам-четыре, а все сам-двадцать пять, по двадцать пять центнеров получили с гектара. На другом поле копали картофель, на третьем — убирали капусту, на четвертом — сеяли перекрестным способом по черным парам озимые, а неподалеку от колхозного двора, у новой, недавно отстроенной электростанции мощностью в сто киловатт хлопотали колхозные электрики.

Никто не жаловался, не увиливал от работы, не просил, чтоб его отпустили «в соседний колхоз» или «поддержали хлебом». Наоборот, теперь в присутствии Паши многие колхозники обращались к председателю Петру Веселому совсем за другим… за вином, которое, кстати говоря, колхоз стал изготовлять собственными силами. К одному фронтовой друг приехал в гости, другой собрался на свадьбу к родственнику.

К Паше подошла одна девушка, вся сияет, в лентах, нарядно одетая, и пригласила ее на свою свадьбу.

— Идет жизнь?

— А чего же ей останавливаться? Хорошо шагает, Прасковья Никитична!

Колхоз имени Мичурина выполнил свою первую заповедь — сдал сколько было положено хлеба государству, перевыполнил план осеннего сева, засыпал необходимые семенные фонды, выдал колхозникам на трудодень по пять килограммов хлеба.