Практика по фольклору - [2]

Вот не пошло как-то у парня с древней словесностью. А из совсем уж архаичной латыни он с трудом запоминал лишь ругательства. К тому ж у госпожи Мефель по поводу мужчин было свое принципиальное убеждение (бражники, разгильдяи, ловеласы), которое Иван Вичнюк на протяжении трех лет регулярно подтверждал. Хотя, что касается последнего… Ну, нравился наш студент противоположному полу. Причем, без каких либо с его стороны потуг. В глазах ли его серых было дело, которые при улыбке лучились? Или в дерзком курносом носе? Впрочем, речь теперь совсем не о том… Непреклонная госпожа Мефель.

Апофеозом их с Иваном «принципиального» антагонизма стала фольклорная практика под кураторством вышеупомянутого профессора. Произошла эта оказия год назад, в конце второго курса, и была с предсказуемым блеском студентом Вичнюком завалена. Вот всем прокатило, а ему — нет. А не надо было. Хотя, стоит ли повторяться? Результат же сказался не сразу и поначалу всплыл как «большой вопросительный знак напротив», к середине третьего курса оформившийся таки, в длинный развесистый «хвост». Иван его наличие игнорировал, полагаясь на волю судьбы (несчастный случай с госпожой Мефель или резкую смену принципов). Однако неделю назад данная дама на «хвост» студента Вичнюка наступила своим квадратным каблуком. Момент был выбран стратегически верно — через месяц важный экзамен, открывающий прямой тракт на вожделенный дипломатический специалитет. А тут…

— Господин Вичнюк, вы в курсе, что не допущены до экзамена по политической экономии? — вопросила дама, убрав с оного «хвоста» свою туфлю.

— Уже в курсе, — ощерился студент, пряча оскал под улыбкой. — Госпожа профессор, а может…

— Не получится.

— А если я…

— Ах, не стоит. С вашим-то рвением к знаниям. Sub caelum ascendisse non[1].

— Ну а если чисто теоретически предположить? — скривился студент на неопознанное сочетание звуков.

— К вам, господин Вичнюк, применима лишь одна теория — «Теория тупикового развития», — не стала она переходить на любимую латынь. После чего удалилась по длинному университетскому коридору.

— Quis vos comederunt talpa cum vestris latine[2], - процедил Иван вслед даме.

А что он еще мог поделать? Принципиальный антагонизм. Лечится только кардинально. Забывается лишь в «Хмельной вдовушке»… в течение всей последующей недели. За этот срок студент Вичнюк успел три раза подраться, один раз влюбиться и почти войти в штат корабельной команды не то «Фаворита» не то «Фредерика» из какого-то Шалбинского порта. А потом у него кончились медени. И он ушел в настоящую печаль.

Вот именно из нее Ивана и сунул в почтовую повозку друг Марат, как нельзя вовремя вернувшийся со своей археологической практики. Впрочем, до повозки была еще горячая ванна с травками и студенческий лекарь со вздохами и свинцовыми примочками.

— Жаба?

— Э-э.

— И никак?

— Э-э… Друг, я в плаванье ухожу. Послезавтра.

— Да ты уже… приплыл… Уважаемый Давид, подержите его здесь чуток. Я скоро вернусь, — скосившись на Ивана под примочками, хлопнул лекарской дверью Марат и надолго исчез в университетских просторах…

— … и пишет, что нравится предмет — минералогия. Да это и понятно. Он еще с детства, хе-е, хорошо камушками по окнам попадал. А у вас нет минералогии?

— Что?.. — Иван, глянув на почтаря, вынырнул из своих, изрядно размытых «прощальным вечером» воспоминаний. Хотя, там и «прощальная ночь» была, туманно перетекшая в «прощальный рассвет», а потом и… — Не-ет. Минералогию у нас не преподают, — и, подобрав сумку, занырнул теперь уже в нее…

Вот что такое дружба? Настоящая? В первую очередь — фляжка с нескончаемой и всегда холодной водой. Их общий с Маратом «артефакт», купленный вскладчину у аспиранта с соседнего магического факультета. Но, хоб побери, как же она вовремя. И прямо с самого верха. Вся в прохладной испарине. О-о… Во вторую очередь, настоящая дружба, это — самопожертвование. А иначе как назвать припрятанный в кармане запасных штанов мятый платок с десятком монет? Ведь сам же историк — на «мертвой мели». Это Иван знал точно (на чьи всю ночь пили то?). В третьих же, настоящая дружба, это… Вот это и есть… На самом дне сумки, аккуратно вложенным в картонную папку лежало «Индивидуальное задание на фольклорную практику по курсу „Древняя ладменская словесность“ студента историко-филологического факультета КУ, Вичнюка Ивана»… Вот это она и есть. Оставалось лишь вникнуть в детали. Не того, как Марат заполучил сей бесценный документ (о том он сам, выкатив худую грудь, расскажет). И Иван попытался вчитаться:

— В недельный срок изучить… зафиксировать… подготовить… предоставить… Так. Так. Так… Стоять. А чего изучать то?.. «Лягушка, как хтонический[3] символ в фольклорных произведениях разных провинций Ладмении». О-о… Ну, жаба ядовитая. Что ж ты еще могла мне подсунуть? Мало тебя одной, так сейчас «родословные родственников» собирать придется.

— Так вы жаб, что ли изучаете?

— Что?.. А-а. И их тоже, — с остервенением скривился студент, а потом выдохнул. — Скажите, вы ведь мимо Круторечки, через мост поедите? Вам ведь до Барщика?

— Точно так, — качнулся на сиденье почтарь. — Вспомнил, значит, свой конечный адрес?