Практическое демоноводство - [5]

Обитатели Хвойной Бухты доили туристов с неторопливой, методичной отрешенностью, требовавшей скорее терпения, нежели энергичности. Жизнь в Хвойной Бухте вообще нетороплива. Даже вечерний ветерок с Тихого океана медленно подкрадывается меж деревьев, давая каждому жителю достаточно времени, чтобы сходить за дровами и раскочегарить печку до наступления промозглой ночи. По утрам в лавках вдоль Кипарисовой улицы таблички «Открыто» меланхолично трепыхаются на дверях, в безразличии постукивая по истинным часам работы, обозначенным на стеклах. Некоторые лавки открываются раньше, некоторые — позже, некоторые не открываются вообще, особенно, если день пригож, и лучше погулять по берегу. Такое ощущение, что обитатели, обретя свой кусочек мира и спокойствия, просто ждут, чтобы что-то произошло.

И оно произошло.

* * *

Около полуночи — в ту самую ночь, когда пропал Сквозняк, — в Хвойной Бухте разом вдруг залаяли все собаки. Следующую четверть часа по всему городку летали башмаки, раздавались угрозы и проклятья, снова и снова звонили шерифу. Весь городок бил жен и заряжал пистолеты, а тридцать две кошечки миссис Фельдстин одновременно срыгнули комками шерсти на пол веранды. Взлетало кровяное давление, откупоривались пузырьки с аспирином. Майло Тобин, зловещий застройщик Хвойной Бухты, выглянул в окно и увидел юную соседку Розу Круз — та в чем мама родила гонялась по всему двору за своими шпицами-двойняшками. Потрясение оказалось слишком велико для сердца заядлого курильщика: Майло Тобин хлопнулся об пол и издох, точно рыба, выброшенная на берег.

На другом холме у подрезчика деревьев Вэна Уильямса истощилось все терпение. Были какие-то сверхъестественные провокации или не было, но у его соседей, собаководов-перерожденцев, шесть ньюфаундлендов гавкали всю ночь. И своей бензопилой профессионального образца Вэн Уильямс уронил стофутовую монтерейскую сосну прямо на новенький соседский фургон «додж-евангелина».

Спустя несколько минут на семейство енотов, что обычно бродило по улицам Хвойной Бухты и мародерствовало в мусорных баках, неожиданно снизошла некая мудрость. Они пренебрегли обычными еженощными трудами, и сперли из раскуроченного микроавтобуса стереосистему, а затем установили технику в своем жилище — дупле трухлявого дерева.

Ровно через час после того, как началась какофония, все стихло. Собаки сказали свое слово, и, как обычно бывает с собачьими предсказаниями землетрясений, торнадо или извержений вулкана, смысл их послания был понят совершенно превратно. Поэтому на следующее утро невыспавшийся и злой городок оказался завален судебными исками и страховыми требованиями, но никто из жителей даже не догадывался, что же на них надвигается.

* * *

В шесть часов утра весь кадровый состав городского старичья собрался у входа в магазин всякой всячины обсудить события минувшей ночи. Неведение по поводу этих самых событий нисколько не мешало им трепаться почем зря.

На маленькую стоянку въехал новый пикап-вседорожник. Позвякивая огромной связкой ключей, точно символом власти, спущенным с небес божеством сторожей и дворников, из машины выбрался Август Рассол. Хозяин магазина всякой всячины был мужчиной представительным: лет шестидесяти, седой, бородатый, с плечами, как у горной гориллы. Его поочередно сравнивали то с Санта-Клаусом, то с богом древних скандинавов Одином.

— Утро, ребятки, — пробурчал Рассол старикам, столпившимся за его спиной, пока он отпирал дверь в темное нутро «Морского рассола: наживки, снастей и отборных вин». Он зажигал свет, заваривал два первых кофейника своей особой секретной смеси темной обжарки, а старичье атаковало его залпом вопросов:

— Гас, ты ночью собак слышал?

— Мы слыхали, у тебя на горке дерево упало. Знаешь чего-нибудь?

— А без кофеина заваришь? Мне доктор сказал — поменьше кофеину.

— Билл думает, что гавкать они начали, потому что у ведьмы течка, но они ж по всему городу с ума посходили.

— Ты хоть выспался? А я все никак уснуть не мог.

Рассол поднял ручищу, давая понять, что сейчас говорить будет он, и старичье мигом притихло. Так происходило каждое утро: хозяин магазина прибывал посреди какой-нибудь оживленной дискуссии, и его немедля избирали экспертом, посредником и председательствующим.

— Джентльмены. Кофе готов. Что же касается событий сегодняшней ночи, я должен признаться в собственном неведении.

— Ты хочешь сказать, что собаки тебя не разбудили? — из-под козырька бейсбольной кепки «Бруклинских Живчиков» спросил Джим Уотли.

— Я вчера отошел ко сну рано с двумя хорошенькими молоденькими бутылочками каберне, Джим. Все дальнейшее происходило без моего ведома и согласия.

— Так по всему же городу собаки заливались, точно конец света наступил! — обиделся Джим на такую отчужденность Рассола.

— Собакам свойственно гавкать, — констатировал Рассол. Слово «подумаешь» в конце он опустил, но оно прозвучало.

— Но не по всему же городу. И не все сразу. Вот Джордж считает — тут без мистики не обошлось.

Рассол повел седой бровью в сторону Джорджа Питерса, сиявшего у автоматической кофеварки стоматологической ухмылкой:

— И что же именно, Джордж, подвело тебя к мысли о том, что причиной ночных беспорядков стала мистика?