Практические советы Порфирия Иванова - [13]

В нашем селе были красные, а в Щетове стояли белые. Я пошел к полковому командиру и рассказал о моем отце и остальных шахтерах, о том, что они невинны перед нашими, что немцы их держат в плену. Полковник отдал приказ занять это село, и я пошел с ними на правом фланге как проводник. Только вышли на курган Щетовский, как нас заметили и стали стрелять, но меня не ранили, а только прострелили полу шинели.

Стояли теплые весенние дни, небольшой ветерок подувал с южной стороны. Только птички-жаворонки то поднимались высоко в небо, то опять садились на землю, веселились, играли. А нам некогда было играть и веселиться, нужно было без остановки гнать этих проклятых врагов-извергов.

Но потихоньку новая жизнь наступала там, где прошли по территории большевики. Не всем, конечно, нравилась власть большевиков, были и такие, кто был не прочь, чтобы вернулась царская власть. Я случайно встретился с одним человеком и узнал из разговора, кто он и что собой представляет. Мне он доверился и рассказал, что родина его село Бирюкове, что при царе ему жилось хорошо. У него были богатства, своя земля, скот рабочий и гужевой, были снасти для уборки хлеба и распахивания земли. Словом, из его разговора было видно, что он и его семья в селе были богаче всех. А теперь, сказал он, власть его разорила. Был царь — была жизнь. „Я сейчас кто, — спрашивал он. — Пошел в шахту работать, чтобы заработать хотя бы на дневное пропитание“. Вот такие-то люди и не желали, чтобы власть была у большевиков, но такие, как я, не раз терпели от таких вот „добрых“ богатых людей, и нам наша большевистская власть нравилась. Мне стал противен мой собеседник: я вспомнил, как работал у такого богача на Дону, весь сезон не видел белого света. Договорился я с ним за 125 пудов пшеницы скосить 50 десятин пшеницы. А по окончании работы он мне ничего не заплатил, даже не сказал спасибо. Я сам у него ночью взял пару волов, чтобы отцу купить лошадку, а затем пробрался в хуторе Колодезном к уполномоченному и приложил у него печать к листку чистой бумажки. Когда приехал домой, то эту пару волов променял, как купленную, на карего коня в Александровке.

Каменск-город мы освободили и наших пленных распустили по домам. Дома много радости было, не оберешься. Приехали наши старики плохие, здоровья у них не было нисколько, так их вымотали казаки.

А я по-прежнему помогал большевикам, рад был выполнить любое поручение, жаждал войти в их ряды и быть доверенным лицом. В то время существовали продотряды по всем станицам. Большой основной продотряд был в Константиновской — это был округ. На лошадке, которую я выменял за волов, мой отец поехал за хлебом. Он был не один, с ним были люди из нашего села. Набрали хлеба, но на обратном пути у Екатерининской станицы его забрали. Пришлось им обратиться в Константиновку в предком, но там им вместо хлеба дали бумажку о том, что нет разрешения с Дона хлеб вывозить.

Все приехали без хлеба. Я подумал-подумал, да и решил поехать на Дон вроде за своим заработанным хлебом. У нас он тогда был в несколько раз дороже, чем на Дону. У нас можно было продать 2 пуда, а на Дону купить за эту цену 50 пудов. К тому же, все у нас знали, что я на Дону работал за хлеб, так что возить его можно было сколько угодно. Документ я себе сделал нелегально, перевел через копирку: по этому документу вожу себе хлеб потихоньку и торгую. Никакой агент меня не беспокоил. Я столько навозил хлеба, сколько у нас никогда не родило. За пшеницу приобрел к своей паре лошадок пару бычков, захотел сделаться хлеборобом, чтобы отец мой не работал в шахте и чтобы жить не так как прежде: летом бьемся в степи, а зимой нужно лезть в шахту. А в шахте не то, что дома. Я побывал с отцом, лазил в шахту в зарубку, чтобы затопить котел, так что работу шахты я знаю отлично. Я опять и опять возвращаюсь к прошлым событиям, опять все перебираю в памяти.

Помнится на Дону деникинцев было много, это была армия бедная, даже мешки, которые англичане прислали для кубанской пшеницы, Деникин использовал для своей армии, из-за чего англичане перестали доверять деникинцам, считая их жуликами. Все большие города и села на окраине заняли немцы и Гетман.

Но не один немец господствовал на Украине. Много было разных банд, желавших подчинить себе украинский народ, но украинские мужики не хотели никакому закону подчиняться. Я видел, как Махно свою свадьбу разыгрывал, офицер Григорьев старался командовать людьми. Петлюра, со своей стороны, тоже к этому стремился, хотел ввести народ в заблуждение. Но больше всех власти на Украине было у немца, он ни за что ее не покинул бы, но пришлось. Вмешались Америка, Франция, Англия со своими войсками. Отступающих немцев били махновцы, петлюровцы, а поляки встречали их по-своему, по-национальному. Немец свое получил, так же, как и генералы, как Каледин с Деникиным, как Юденич под Ленинградом, Колчак в Сибири.

Все это сделала язвочка, которая во время господства казаков распространялась с воздухом на Дон и дальше. Оставалось выгнать с Крыма Врангеля, на этом кончались военные операции, кончались раз и навсегда с гнилыми остатками мелких банд, которые проскальзывали везде и всюду и мешали революции. Даже мне пришлось встретиться с бандитами. Ездил я тогда не только на Дон, но и в Таврию за хлебом. Банда Шкуро со своими грабителями не раз нападала на нас, кое-кому приходилось отдавать свой хлеб, но меня им обвести было трудно, я всегда и везде находил выход. Я считал себя счастливым человеком. А природа готовила в это время нашему брату 1917 год. Ведь раньше даже думать никто не мог, что будет такое в жизни, что Ленин весь мир повернет и своей агитацией заставит с 1917 года историю говорить по-иному, убедить человека не воевать с человеком. Ленин знал и понимал, что человек дерется не за свою наживу и свое благополучие. Возьмем, к примеру, меня».