Практически счастливый человек - [7]

. Говори — блестящие.

Л у к а ш а. Надоело врать.

Л и з а. Говори правду. «Тети и дяди, меня отчислили со второго курса физмата за академическую неуспеваемость, то есть неспособность к наукам. Тружусь монтером на АТС».

Л у к а ш а (кружит по комнате). Кстати, меня свободно могут вызвать к тем же Борташевичам. Они в моем секторе. Заговорят свой телефон до бесчувствия… Что прикажешь — отпихиваться от наряда?

Л и з а. Ай эм э скул гёрл. (С тем едким безразличием, которое, она знает, так задевает брата.) Если ты сам ни на что не способен, будь благодарен маме. Она, по крайней мере, создала пристойную легенду. Щадя твое самолюбие. Которого, впрочем, нет.

Л у к а ш а. Ну, это она не мое самолюбие щадила. Фамильное. Одно дело — сын бездарь, вылетел за хвосты, монтер АТС. Другое — перерос уровень преподавания, ушел по своей воле на перспективную тему, в сверхсовременную лабораторию, к самому Сидельникову. Две большие разницы.

Л и з а. Не мешай мне работать.

Л у к а ш а. Это не работа.

Л и з а. А что?

Л у к а ш а. Реклама: «Юная теннисистка отвечала на вопросы корреспондента на безупречном английском языке». Творишь подходящий образ. Для будущей великой карьеры.

Л и з а (помахала рукой, как будто отгоняя воздух от лица). По-моему, от тебя опять веет спиртным.

Л у к а ш а. Правильно. Зашел в низок и принял сто грамм.

Л и з а. Классический русский способ залить горе?

Л у к а ш а. У меня нет горя.

Л и з а. Что же тебе не дает покоя моя карьера?

Входит  Т а т ь я н а  А н д р е е в н а  В е к ш и н а, женщина лет сорока пяти, напряженно следящая и за собой, и за модой, и за домом, и за культурной жизнью, и от этого напряжения всегда немного усталая.

Т а т ь я н а  А н д р е е в н а (с искусственной непринужденностью). Отпрыски, у вас что, — очередная братоубийственная война?

Л и з а. Ай хэв дрымд ту плэй эт Уимблдон.

Л у к а ш а (хмуро). Барон куда-то делся.

Т а т ь я н а  А н д р е е в н а. А я смотрю, действительно никто меня не встречает… Никто не рад…

Л у к а ш а. Дождетесь, угодит под колеса. (Вышел.)

Л и з а. Из всего трагедия. Всю жизнь гуляет один, и ничего, жив!..

Татьяна Андреевна подошла к дочери, тронула ее плечо.

Т а т ь я н а  А н д р е е в н а. Лиза… Я видела эту женщину.

Лиза выключила «Грундиг». Мать и дочь говорят негромко, озабоченно.

Л и з а. Очень красивая?

Т а т ь я н а  А н д р е е в н а. Как тебе сказать…

Л и з а. Так и скажи. Вид — товарный?

Т а т ь я н а  А н д р е е в н а. Ты знаешь, очень странная вещь…

Л и з а. Чем — странная?

Т а т ь я н а  А н д р е е в н а. Страшно похожа на меня.

Л и з а (чуть досадливо). Мама. В каком смысле похожа?

Т а т ь я н а  А н д р е е в н а. Да чисто внешне. Я в двадцать три года, когда мы с папой поженились. Мои волосы, глаза, весь стиль. И причесывается, как я тогда…

Л и з а. Ну и что — тебе от этого легче?

Т а т ь я н а  А н д р е е в н а. Не легче… Просто — понятнее. Я, когда ехала домой, все думала: в сущности, он ищет меня. Все ту же меня… Не такую, конечно, как сейчас, а прежнюю… Думает, что уходит от меня, — а уходит ко мне же…

Л и з а (раздраженно вскочила, зааплодировала). Браво, мама! Ты создаешь еще одну прекрасную легенду.

Т а т ь я н а  А н д р е е в н а. Лиза, мне не нравится это ваше словечко. Это не легенда. Это чистая правда.

Л и з а. Нет, мама. Это легенда. Версия для широкой публики. Теперь, даже если папа нас бросит, все красиво. Не то что мы ему осточертели, нет семьи, а просто захотел человек вернуться в страну своей молодости!.. От тебя к тебе же. Только я бы на твоем месте что-то предприняла…

Т а т ь я н а  А н д р е е в н а. Что предприняла? Это в шестнадцать кажется, что в таких случаях можно что-то предпринять… А потом, действительно, мужчин под пятьдесят тянет еще раз вернуться, как ты говоришь, в страну молодости. Непреодолимое стремление, об этом и психологи пишут, я где-то читала…

Л и з а (снова села в качалку, хмуро, но спокойно). Наверное, ты права. Единственное, что нам осталось, это держаться. И создать какую-нибудь легенду. Вроде твоей. Это наш бесталанный Лукашечка не понимает, зачем они…

Т а т ь я н а  А н д р е е в н а. Да, надо держаться… Хотя бы для тех же Борташевичей, чтоб не слишком сочувствовали… Кстати, пора к ним собираться.

Входит  А л е к с е й  Л у к и ч  В е к ш и н, интеллигентно-мужиковатый, с решительными интонациями. В руках у него небольшой картонный ящик, который он ставит на стол и начинает распаковывать.

А л е к с е й  Л у к и ч. А почему мне тапки не несут? Барон!

Т а т ь я н а  А н д р е е в н а. Барон где-то шатается. Приволокнулся, наверное, за очередной красоткой. Лукаша отправился на поиски.

А л е к с е й  Л у к и ч. Опять выпустили одного? Сколько народу в доме — и хоть бы кто расщедрился погулять с собакой! Девка здоровая, балбес двадцатилетний… Я сам с ним буду ходить! Передам кому-нибудь свой курс в академии и буду выгуливать несчастную тварь!..

Л и з а (принесла тапки). Батя, гав-гав! Я за Барона. Вот тебе тапки.

Т а т ь я н а  А н д р е е в н а (подошла к мужу, осторожно убрала со лба прядь). Алеша, а может, тебе и не в шутку отказаться от этого курса? Хоть немножко бывать на воздухе, какая-то разрядка… У тебя совершенно замученный вид… И чуб весь выбелился… Как ты себя чувствуешь?